Гость - [6]

– Если вам позволяет время, приглашаю вас к себе.

– Где вы находитесь? – Веронов уловил легчайший трепет, словно колыхнулось пространство и время едва заметно изменило свой бег.

– Новинский бульвар. Бизнес-центр. Компания «Лемур». Пропуск уже заказан.

В бизнес-центре бесшумно скользили лифты. На медных досках значились имена компаний и корпораций. Лощеные клерки с одинаковыми лицами, прическами, в белых рубахах и темных пиджаках мелькали на мгновение и исчезали, словно проходили сквозь стены. Молодые женщины, похожие одна на другую, – стройные ноги, короткие юбки, высокие каблуки, – несли куда-то легкие папочки, или выглядывали из-за стоек в приемных, окруженные компьютерами и телефонами. Все пространство тихо шелестело, нежно позванивало, переливалось.

Веронов отыскал медную доску с гравированной надписью «Лемур» и ушастым пучеглазым зверьком, растопырившим когти. Секретарша за стойкой очаровательно улыбнулась сиреневыми губами:

– Аркадий Петрович, вас ждут.

Кабинет, куда он вступил, был огромный, весь белый, сияющий, с просторным окном, за которым мягко рокотало Садовое кольцо. Посреди кабинета стоял человек с белыми, отливавшими синевой волосами. Его плотное немолодое лицо было в золотистом загаре – подобные загары обретают на островах в лазурных водах. На загорелом лице ярко сияли глаза, такие же, как у лемуров. Они меняли цвет от синего к зеленому, а затем – к золотистому. Глаза изумляли и завораживали. Веронов, пожимая крепкую руку, вспомнил эти глаза.

– Янгес Илья Фернандович. Когда вы полоснули по мне пулеметом, в ленте среди холостых оказался один боевой патрон. Он просвистел у моего виска и пробил стекло. Вот, посмотрите, – Янгес протянул Веронову снимок. На нем виднелось пулевое отверстие в оконном стекле с паутинками трещин, за которыми туманилась огненная панорама Москвы. – Не волнуйтесь, к вам не будет претензий. Я оплатил ущерб.

– Как среди холостых патронов мог оказаться один боевой?

– Не исключаю, что это была не пуля, а ваша неистовая воля, способная на расстоянии сбивать самолеты, – Янгес рассмеялся, дружелюбно подвел Веронова к дивану и усадил. Очаровательная секретарша уже разливала в узорные чашечки душистый чай, ставила вазочки с восточными сластями.

– Попробуйте. Чай заварен на травах, которые я сам собирал в Тибете.

– Вы изучали с монахами тибетские практики?

– Они, как и вы, взглядом сбивают птиц.

Веронов делал маленькие глотки, чувствуя душистую горечь, которую сообщали чаю желтые цветочки, что растут у подножья каменных Будд. Ждал, когда хозяин кабинета объяснит смысл их встречи.

– Я слежу за вашим творчеством, Аркадий Петрович, по публикациям в художественных журналах, читаю статьи арт-критиков. На некоторых ваших выступлениях присутствовал лично, как, например, вчера. Перфомансы, которые вы устраиваете, имеют далеко идущие последствия. Выходят далеко за пределы студий и галерей, где они совершаются.

– Что вы имеете в виду? – Веронов рассматривал собеседника, стараясь понять, что этот господин с характерным лицом банкира находит в его эстетских, часто скандальных представлениях, столь далеких от банковских счетов и валютных бирж.

– В Норильске я был по делам службы и присутствовал в Доме культуры на вашем представлении. На улице был чудовищный мороз, звезды, как раскаленная сталь. Кругом тундра, тьма. В зале простуженные угрюмые лица. И вдруг вы совершаете чудо. Занавес падает, и на сцене живая, ярко-зеленая, благоухающая трава, и на этой траве стоит прелестная обнаженная женщина с распущенными волосами. Какое было потрясение в зале.

– Действительно, было много оваций.

– Но я провел исследование. После вашего действа в городе резко упало число психических расстройств и на десять процентов увеличилась рождаемость.

– В самом деле? Так далеко мои арт-критики не заглядывали.

Глаза Янгеса переливались, как волшебные кристаллы, как загадочные оптические приборы, брызгающие синими, зелеными, золотыми лучами. И это волшебное излучение завораживало Веронова.

– Но вот другое ваше представление, в Петербурге. Тогда на длинную доску вы положили огромного живого осетра. Рыбина сначала билась, танцевала. Все тише, тише. Замирала, ей не хватало воздуха. Она шлепала красными жабрами, вздрагивала плавниками. Было видно, как она мучается, как меняется цвет ее тела, от бело-серебристого до тускло-фиолетового. Люди неотрывно смотрели, и казалось, они сами умирают вместе с рыбиной. И когда она умерла, все, обессиленные, разошлись.

– Да, быть может это было жестоко по отношению к рыбе, но публика была околдована и лишилась сил. В этом был эстетический эффект перфоманса.

– Но через неделю начались знаменитые лесные пожары. Тогда горела вся Россия, сгорали села, огонь врывался в города, от дыма тускнело солнце, и множество людей умерло от удушья. Это природа мстила за убийство рыбы. Вы казнили Царь-рыбу, и природа решила сжечь себя и всех нас. Это вы подожгли леса.

– Вы серьезно так думаете?

– Я убежден.

Белизна кабинета напоминала операционную. Лучи из глаз Янгеса были как разноцветные скальпели. Касались лица Веронова, делали едва ощутимые надрезы. Веронову казалось, что ему меняют лицо.