Гость из ночи - [17]

Шрифт
Интервал

Калоус (отдает матери бумажник и ключи). Вот скотина! Уехал и не заплатил — ни за вино, ни за ремонт машины…

Старшина. Занесите в протокол.

Калоус. Ничего, пусть… Чаевые от официанта.

Старшина (смущенно). Пойдем, Калоус!

Ремунда. Да, не завидую я тебе, Грабал… Недавно тут сидел, лимонад через соломинку тянул. И все знал… что было, что будет.

Старшина. А что бы вы сделали? На моем месте?

Ремунда. Я? Что бы я сделал? Сказал бы что-нибудь хорошее…

Калоус. А ты чего, мама, смотришь и ничего не говоришь?

Мать. Не могу я ничего сказать… Погоди… Что здесь происходит? Что вы с ним делаете? Постой, Грабал! Я тебя помню совсем мальчишкой, у тебя еще вечно рубашка из штанишек вылезала. И все время клянчил: «Тетя, дайте мне желтую грушу, а то у нас растут только зеленые!» А с твоим отцом мы в одном классе учились и вместе пели в церковном хоре…

Старшина. Пели, тетя.

Мать. А то, что это Калоус, ты видишь?

Старшина. Вижу, тетя.

Мать. И его отца помнишь?

Старшина. Помню, тетя. И все знаю. Знаю, кого отпустил и кого увожу. Но нельзя же самому суд вершить. Это для них было просто. А нам нельзя. Как ты думаешь, Калоус?

Калоус. Нельзя… А ведь здорово рванул, Грабал. На восьмицилиндровом…

Старшина. Выбрось ты его из головы.

Калоус. Этого уже не выбросишь. (Как бы про себя.) «Мерседесы» прут по всем магистралям — на полной скорости.

Старшина (присаживается к столу). Калоус, дай мне лимонаду. Или рому.

Калоус (готовит напиток, глядит в окно). Смотри-ка, люди… огни, огни, огни… Когда я вижу цепь огней в темноте, мне кажется… идет колонна заключенных. Не сердись, Грабал, кто-нибудь должен помнить и напоминать… (Калоус подходит к репродуктору, включает его. Слышна песня.)

Гора, гора, три долины,

Не ходи, девушка, по малину.

Калоус (Ремунде). Амеба, а?

Старшина. Не пора ли?

Ремунда (старшине). Грабал, возьмешь меня с собой по старому знакомству?

Старшина. Конечно, поедем…

Калоус (отходит с Яной в сторону). Скажи мне те слова.

Яна. Какие?

Калоус. Ну… те, мамины.

Яна (оглянувшись, тихо). Ты мой стеклянный стаканчик…

Калоус. Да…

Яна. Ты мой цветочный горшочек на окне…

Калоус. Ну, нет…

Яна. Ты мое зеркальце блестящее…

Калоус улыбается.

Яна. Ты моя рыбка пойманная, уточка подстреленная… (Кладет голову ему на плечо.)

Занавес


Еще от автора Людвик Ашкенази
Яичко

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но еще недостаточно старым, чтобы сказать: «Я все это и без того знаю».


Про Это

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но ещё недостаточно старым, чтобы сказать: «Я всё это и без того знаю».


Двадцатый век

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но ещё недостаточно старым, чтобы сказать: «Я всё это и без того знаю».


Эх, Габор, Габор...

…Жили на свете два Габора — большой и маленький. Большой Габор Лакатош был отцом маленького Габора. Собственно, это-то и делало его большим.Людвик Ашкенази родился в Чехословакии, учился в польском Львове, советскими властями был вывезен в Казахстан, воевал в Чехословацком корпусе, вернулся на родину, а потом уехал в Западную Германию. Его книги издавались по-русски в 60-х годах XX века. И хотя они выходили небольшими тиражами, их успели полюбить дети и взрослые в Советском Союзе. А потом Ашкенази печатать у нас перестали, потому что он стал врагом — уехал жить из страны социализма на Запад.


Черная шкатулка

«Черная шкатулка». Это книга лирических стихов, написанных в виде подписей к фотографиям. В этом ярком антивоенном произведении писатель щедро использует весь арсенал своих средств выразительности: безграничную и несколько наивную фантазию мира детей и тесно связанный с ней мягкий эмоциональный лиризм, остроту и страстность политической поэзии, умение подмечать мелкие детали человеческой повседневности и богатейшую сюжетную изобретательность. Добавим к этому, что «Черная шкатулка» не могла бы увидеть света без тех фотографий, которые помещены на страницах книги.


Детские этюды

В 1948 году у пражского журналиста по фамилии Ашкенази родился сын. А семь лет спустя там же, в Праге, вышла книга «Детские этюды», и это тоже было рождением — в чешскую литературу вошёл писатель Людвик Ашкенази.«Детские этюды» — не просто отцовский дневник, запись наблюдений о подрастающем сыне, свод его трогательных высказываний и забавных поступков. Книга фиксирует процесс превращения реальных событий в факт искусства, в литературу.