- И это все неправда?
- Правда... для некоторых из нас. Остальные играют по другим правилам. Со своими клиентами и в его клубах Кингсли отличный смотритель над правилами. С глазу на глаз Кингсли предпочитает более опасные игры. Никаких стоп-слов, никаких предосторожностей. Он особенно любит игры с дыханием и игровое изнасилование.
Еще одна волна холодка прошлась по Грейс, холодок, который никак не связан с ночным воздухом.
- Игровое изнасилование... говорит само за себя. Игры с дыханием?
- Удушение, - просто ответил Сорен. - Эротическая асфиксия. Я признаю, что тоже наслаждался подобными практиками, но в более жестко контролируемых условиях. Например, игры с кровопусканием. Это, безусловно, моя любимая форма садизма. И все же, мы с Элеонор практикуем это не чаще одного раза в год. Она принимает ванну перед сценой, и после мы тщательно обрабатываем ее раны. Во время сцены нет необходимости в стоп-слове, потому что, если она скажет стоп, я остановлюсь. С Кингсли... можно с ожесточением избивать его, жестоко обходиться, насиловать всеми возможными способами, и он не попытается остановить вас. У него нет границ. Когда мы были подростками, я дал ему стоп-слово. Он ни разу не произнес его, и я ломал его на тысячу кусочков ради удовольствия собирать его, чтобы потом опять сломать.
Грейс глубоко вдохнула и позволила словам проникнуть в нее. Она знала, что должна быть в ужасе, испытывать отвращение... но ничего, кроме восхищения и сочувствия, к этому мужчине и его признанию это у нее не вызывало. Даже наоборот - желание, если она осмелится признаться в этом самой себе.
- Понимаешь, - продолжил Сорен, - инстинктивно каждый понимает, что сабмиссив в сцене должен чувствовать себя безопасно и быть в безопасности. Но часто забывают, что и Доминант тоже должен чувствовать безопасность и быть в безопасности. Когда я близок с Элеонор, трудно оставаться в сознании, но я это могу. Если я начинаю забывать себя, она напоминает мне, кто я.
- Как это?
- Она редко использовала со мной стоп-слово. Почти никогда. Но если ей нужно остановить меня на мгновение, она мне скажет. Если что-то начинает заходить слишком далеко, она вытягивает меня, вытягивает нас обоих, оттаскивает от грани. Но не Кингсли. С Кингсли слишком просто забыться, слишком просто дойти до грани и переступить ее. И раз я люблю его и не хотел бы стать архитектором его уничтожения и своего собственного...
- Вы не прикасаетесь к нему, потому что любите его.
- Самоконтроль требует выдержки, и не причинять вред зачастую утомительно, особенно, когда утрата контроля так опьяняет - намного больше, чем пять бокалов вина. Вот почему у нас с Элеанор открытые отношения с самого начала. Иногда ей требуется несколько дней или недель, чтобы восстановиться после ночи со мной.
- Значит, если она хочет секса без рубцов и синяков, ей нужно обратиться к кому-то другому.
- И, если мне хочется изрисовать свежий холст рубцами и синяками, я иду к другому.
- У вас есть еще любовники? - совершенно шокированная спросила Грейс. Она знала, что у Норы были, но, судя по ее словам, Сорен был верен только ей.
- Элеонор и Кингсли единственные мои любовники, с тех пор как я стал священником. Но есть несколько других женщин, которые подчинялись мне, когда Элеонор нет в городе, или ей нужно пару дней отдыха.
- Только женщины?
- Да. Я более осторожен с женщинами, чем мог бы быть с мужчинами. И, откровенно говоря, Кингсли единственный мужчина, который когда-либо меня привлекал.
- Значит, она спит с другими, и вы бьете других?
- Договоренность, которая прекрасно работает для нас обоих. Или работала.
- Она любит вас. Что бы она не решила с Уесли, это не изменит того факта. Как и то, что я спала с Яном, а Закари с Норой не изменят того факта, что мы с ним были женаты, что мы любили друг друга и принадлежали друг другу.
- Поэтому ты не ненавидишь Элеонор?
- Именно. Потому что я ненавидела Закари, будто я должна это делать. - Она сделала еще один глоток вина. Если она собиралась говорить о разрыве с Закари, ей нужна вся жидкая храбрость. - Поэтому жены всегда ненавидят других женщин. Хорошо ненавидеть другую женщину. Другая женщина... - Грейс вытянула перед собой руку, - другая. Она даже не человек. Мы можем вывалить всю свою ненависть, все свое презрение на нее, даже если глубоко внутри знаем, что это не ее надо винить. Она козел отпущения.
- Ты знаешь, что козел отпущения — это концепция Ветхого Завета?
- Не имею ни малейшего представления.
- Левит. Грехи израильтян были символически помещены на голову козла, и затем козла загнали в пустыню, чтобы никогда его больше не видеть. Это была форма искупления.
- Так и есть. Вы перекладываете все грехи мужа и жены, их брака на голову другой женщины. И молитесь, что она уйдет навсегда и заберет все несчастье с собой, и оставит вашего мужа в покое.
- Ты хотела помириться с Закари?
- Да. Очень. Вот почему, на первых парах, я злилась на всех кроме него. Были дюжины других женщин. Работа была еще одной женщиной, которую я обвиняла. Босс Закари, Жан-Поль Боннер. Я обвиняла его. Он знал, что у нас были проблемы, и воспользовался этим. Америка... она была шлюхой, соблазнившей моего мужа вдали от меня.
