- Тупая, - поправила Мари-Лаура. - Как женщина с таким пренебрежением к собственной безопасности может быть счастлива, как глупый маленький питомец, сидя у ног человека. Это ты можешь объяснить?
- Ну..., во-первых, не думаю, что я когда-либо притворялась. Я не особо кокетничаю. И не уверена, смогу ли произнести по буквам слово «кокетничаю» даже если ты будешь держать пистолет у моей головы. Пожалуйста, не нужно, - сказала она, поглядывая на Толстяка, который пялился на нее. Он тоже был тем типом, который не притворяется.
- Но ты была счастлива, сидя у ног моего мужа.
- У него симпатичные ноги.
- Ты не ответила на мой вопрос. Это начинает раздражать.
- Хорошо, серьезный ответ. Готова? Поехали, - Нора глубоко вдохнула. Она не хотел говорить о подобном с Мари-Лаурой, но пока ей интересно, пока она увлечена, Нора будет жива. - Я кончала от подчинения Сорену. Не знаю почему и как. Не могу объяснить так же, как и ты не можешь объяснить, почему любишь чай «ирландский завтрак» вместо «английского завтрака» или что ты там пьешь. Это личные предпочтения. Я люблю это. Он самый красивый мужчина на земле, у него есть внутренняя мощь и драйв, которые меня влекут, он может до усрачки напугать кого-то одним взглядом, он может поставить кого-то на колени одним словом, он может видеть тебя насквозь, если совершишь ошибку и заглянешь в его глаза. И это ошибка, потому что ты никогда больше не захочешь отводить взгляда, не важно, насколько обнаженной и голой будет раскрытое им самое тайное твое «я». Я встаю на колени у его ног, потому что чувствую, что должна там быть. И нет, не потому что настолько не достойна его, а потому что он настолько достоин моей преданности.
«Превосходная речь и правдивая», - решила Нора, когда ее слова заполнили комнату. Правдивая, да, но не совсем. Хотя, в принципе, можно было выложить все начистоту.
- О, - мгновением позже добавила она. - И на мое подчинение у него стоит как каменный, и мужик долбит, как отбойный молоток, когда в хорошем настроении. Не то что бы ты знала что-то об этом.
Мари-Лаура позволила вилке упасть на тарелку, и в комнате раздался металлический лязг.
- Не думаю, что ты мне нравишься, - сказала Мари-Лаура.
- Добро пожаловать в клуб, - ответила Нора. - Здесь много участников, которые составят тебе компанию.
- Мой брат тоже в этом клубе?
Нора проигнорировала вопрос. Попытка объяснить ее отношения с Кингсли могла быть более пугающей, чем попытка объяснить ее любовь подчиняться Сорену.
- Не хочешь говорить о моем брате? - поддела Мари-Лаура. - Прелестно.
- Мы можем говорить о Кинглси. Все что пожелаешь, - Нора решила, что сегодня достаточно надавила на кнопки Мари-Лауры. Сегодняшнее утро расцветало ярко и прекрасно. Она с удовольствием увидела бы еще одно утро.
- Хорошо. Давай поговорим. Но давай-ка ты поработаешь, пока рассказываешь. Собери посуду.
Нора посмотрела на Толстяка, который кивнул ей. С его разрешения она встала на ноги и начала собирать руками посуду.
- Ты в любой момент можешь ответить на вопрос, - сказала Мари-Лаура, отхлебывая чай.
- Эм... Кингсли и я, у нас все сложно. Нет, иногда я ему не очень нравлюсь. А иногда мы как не разлей вода.
- Почему же? Потому что ты избавилась от его ребенка?
Нора едва не уронила посуду на пол. Лишь силой воли ей удалось удержать тарелки и себя от разбивания.
- Да, избавилась, - без стыда призналась она. - Но нет, не поэтому я не нравлюсь ему иногда. Беременность была неосторожностью, его и моей. Он никогда не был так мелочен, чтобы ненавидеть меня за это.
- Тогда почему он ненавидит тебя?
- Нет. Не постоянно. Если он злится на Сорена, я его соучастник, единственный человек на планете, кроме Кингсли, кто может добраться до Сорена. Если он... если он вспоминает, кем они были с Сореном и скучает по этому, то видит во мне врага.
- А ты враг?
Нора поставила тарелки на буфет.
- Нет, я не враг. Даже если бы меня не существовало, сомневаюсь, что Сорен позволил существовать сейчас тем отношениям, который были между ними, когда они были подростками. Трудно поверить, что кто-то все еще влюблен спустя тридцать лет. Так что да, Кингсли может быть в клубе «мне не нравится Нора», но тебе стоит знать, он на все сто процентов в клубе «я не позволю случиться плохому с моими людьми». И я определенно одна из его людей.
- Угроза должным образом замечена.
- Могу я спросить тебя о Кингсли? - Нора взяла салфетку и начала вытирать крошки со стола. Глаза Мари-Лауры заблестели от темного удовольствия.
- Пожалуйста.
- Кингсли и Сорен были друзьями, за неимением подходящего слова, годами. Едва ли можно найти день, когда они не говорили друг с другом. И, несмотря на это, Кингсли более-менее удавалось жить дальше. У него есть тот, кого он любит и с кем делит свою жизнь...
- Ах, да, это. Она мне немного противна. Гаитянка? Мой брат мог бы выбрать и получше.
Нора на мгновение представила, как вонзает вилку в глаз Мари-Лауры. Она бы сделала это, но вилки под рукой не оказалось. Она оставила столовые приборы на буфете.
- Нет никого лучше Джульетты. К тому же, какое тебе дело до Кингсли или Сорена, или любого, с кем они трахаются? Вот мой вопрос. Прошло тридцать лет. Конечно, у Кингсли до сих пор есть чувства к Сорену - они постоянно вместе. Но ты... ты исчезла тридцать лет назад. Зачем ты вернулась? Почему сейчас? Не пять лет назад, не десять?
