Госпожа - [119]

- Где Лайла? - спросил он. Никто не ответил.

Нора потянулась за тостом, и Сорен перехватил ее руку. Он взял ее, поцеловал и молча посмотрел на Сатерлин.

- Элеонор, где моя племянница?

- Все еще с постели.

- Ее самолет вылетает через несколько часов. Пойду и разбужу ее.

- Нет, я сама это сделаю, - ответила Нора, вставая.

- И где Уесли?

- Вероятно, тоже спит.

- Элеонор, отвечай.

- Я не на все сто процентов уверена, что знаю, где Лайла и Уесли.

И это была правда. В конце концов, существовала одна десятая процента от возможности, что за последние пять минут их похитили пришельцы.

Сорен поднялся со своего места и направился в коридор. Норе пришлось бежать за ним.

- Нет. - Она встала в дверях, загораживая ему дорогу.

- Элеонор, отойди.

- Сейчас они вместе - Лайла и Уес. Они вместе провели ночь. Они все еще вместе. И если ты не хочешь травмировать свою племянницу до конца жизни, то оставишь их наедине.

- Я травмирую ее? Она провела ночь с человеком, которого едва знает, и который влюблен в другую.

- И она отлично провела время, судя по услышанному мною.

- Элеонор... - Сорен сказал это таким резким тоном, что она могла бы порезаться. - Если ты сейчас же не уйдешь с моего пути...

- Ты что? Выпорешь меня? Или, как мы называем это, устроим прелюдию?

- Я не шучу. Уйди с дороги сейчас же. - Он смотрел на нее с едва сдерживаемой яростью.

- Нет. Мы с тобой достаточно причинили Уесуболи, ему хватит до конца жизни. Если он проведет немного времени наедине с Лайлой и ему станет немного лучше, тогда пусть. Лайлу похитили и держали на мушке. Если она хочет несколько часов отвлечения с потрясающим, милым парнем как Уес, мы не станем им мешать.

- Ты не станешь. Но не я. Господь Всемогущий, Элеонор, ей всего восемнадцать.

- И что, блин? Мне было семнадцать, когда мы с тобой впервые попробовали петтинг. Помнишь ту ночь? Казалось, ты не был против того, что я была семнадцатилетней девственницей. И ты также не был против того, что ты был тридцати однолетним католическим священником. Моим священником. Помнишь это?

- Это совершенно другая ситуация. - Сорен угрожающе шагнул вперед, но Нора не пошевелилась.

- Почему? Потому что она твоя племянница? Выкуси, я чья-то дочь. Уверена, мама с удовольствием пришла бы сделать то, что ты хочешь сейчас сделать с Уесли.

- Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

Сорен начал проталкиваться мимо нее, и Нора выставила руку, хватаясь за дверную раму.

- Сделаешь еще один шаг и больше никогда меня не увидишь, - сказала она, ее голос был низким и твердым. - Если ты посмеешь помешать Уесу найти свое счастье, пусть и минутное, я убегу так быстро и так далеко от тебя, что даже Бог и все его ангелы не смогут меня найти. Мы с тобой играли в эту игру по нашим правилам двадцать чертовых лет и сейчас слишком поздно вытягивать это ванильное дерьмо из нас. Мы знаем, кто ты. Мы знаем, что ты. Все до единого в этой комнате носят синяки в доказательство этого. Поэтому, если ты не хочешь потерять меня, и в этот раз потерять навсегда, ты усадишь свой зад, съешь проклятый завтрак и оставишь Уеса и Лайлу в покое. В противном случае, я исчезну из этой жизни и из следующей. Я все устрою так, чтобы умереть первой, и попаду ли я в рай или в ад, я закрою за собой врата, чтобы ты даже в загробной жизни не смог прикоснуться ко мне. Скажи «да, Госпожа», если понял.

- Элеонор...

- Отвечай. Отвечай, если хочешь снова меня видеть. - Нора почувствовала себя трупом, пораженным молнией и вернувшимся к жизни. - Я уже бросала тебя. Клянусь Богом, и сделаю это снова. И на этот раз не вернусь.

Это была единственная карта, которую она разыгрывала, и она не блефовала. Она смотрела на него. Он смотрел на нее. Войны начинались с меньшей яростью, чем она испытывала к нему сейчас. Ни за что в жизни она не позволит ему унизить Лайлу и Уесли за то, что они не сделали ничего неправильного. Лайле было восемнадцать, даже не пятнадцать, как было Микаэлю. Уесу было двадцать, и он был студентом колледжа, а не тридцатитрехлетним католическим священником, как Сорен, в их первый раз. Им не за что было извиняться, нечего было стыдиться. Они не согрешили, и она не собиралась позволить Сорену наказать их за одну ночь удовольствия.

- Я серьезно, - продолжила Нора, когда заметила бурю в глазах Сорена. - Ты знаешь, что я серьезно.

Еще несколько ужасных секунд Сорен молчал. Она понимала, что все ее будущее висит на еще более тонком волоске, чем два дня назад, когда в ее руках были ее с Сореном жизни. Она могла простить Сорену любую боль, которую он когда-либо ей причинял. Но она не смогла бы, не сможет простить его, если он причинит боль Уесли. Этого она не в состоянии допустить.

- Да, Госпожа, - наконец ответил он, и Нора едва не упала от облегчения. Но она не расслабилась, пока нет.

- Хороший мальчик. Ох, еще кое-что.

- Что?

Нора залепила пощечину Сорену так сильно, что он ахнул от боли. Сорен посмотрел на нее с неподдельным шоком.

- Я хотела сделать это все эти девятнадцать лет, что знаю тебя, претенциозный, властный, самоуверенный лицемер. Ты заставил меня поливать чертову палку шесть гребаных месяцев.