Господствующая высота - [43]
Кретов нервными движениями крутил папиросу.
— Посмотрим еще, что правление скажет!
— Правление может взять сторону Струганова. Пойми ты: с одной стороны — электростанция, с другой — желание товарища Кретова иметь в колхозной конюшне сказочного жеребца, чудо из чудес! А ведь как же это здорово, Алеша, если подумать! Давно ли войну кончили, за войной засуха пришла, а мы о чем теперь спор ведем? Не о лошаденке какой, а о чудо-жеребце, да о тепличном заводе, да об электростанции!..
— Чудак ты, Марк Иваныч! — пожал плечами Кретов. — Тут конкретное дело…
— Опять за свое! Вот тебе мой совет: поезжай ты к этому генералу, может и сладишься. А нет — тогда и поговорим на правлении.
Распрощавшись с парторгом, Кретов медленно побрел по мартовской ростепельной улице. Легкий весенний ветер морщил голубые лужи. Каждый порыв ветра приносил свой запах: то слышался свежий дух березовой почки, то прель прошлогодних листьев.
Кто-то тронул его за рукав. Кретов обернулся и коротко бросил в ответ на безмолвный вопрос Никифора:
— Четвертак!
— А разве он дороже стоит? — робко спросил Никифор, приглядевшись к лицу своего шефа.
— Такому на заводе не меньше тридцати цена…
— Может, уступит?
— Так ведь не он же цены устанавливает!
— Так что же будет, Алексей Федорыч?
— Что будет? Конец света… Завтра к семи утра подавай.
— Не рановато ли? Ведь генерал…
— Ладно, давай к девяти. Только не позже. Может, еще на дому застанем.
Ясное весеннее утро, полное хлопотливого гомона скворцов, спорящих из-за своих квартир с зимними жильцами — воробьями и чечетками, — преисполнило Кретова надеждой. Когда небо такое голубое, когда звенят ручьи, не так-то уж трудно поверить в чудо.
Кретов стал одеваться. Он считал, что к генералу приличнее явиться в военной форме, при всех регалиях. Форма оказалась ему несколько тесновата, но все же он не без удовольствия оглядел в зеркале свою плотную фигуру, ничуть не утратившую военной выправки. Наценив колодку с орденскими ленточками и планки «за ранение» — впервые за все свое пребывание в колхозе, — Кретов испытал странную неловкость, словно присвоил отличия, ему не принадлежащие.
«Видать, к старым-то надо новую ленточку заслужить», — усмехнулся он про себя, выходя на крыльцо.
Небывалый случай: его аккуратнейший, исполнительный подручный опаздывал. Кретов походил по двору, обнаружил, что одна пуговица на шинели неплотно держится, вернулся в дом и покрепче пришил ее, а Никифора все не было.
«Где его нелегкая носит?» — с раздражением думал Кретов, и эта первая ничтожная неполадка будто смахнула его бодрость. Стало казаться, что поездка окончится провалом.
…А тем временем в колхозном клубе шло оживленное совещание. Никифор в расстегнутом полушубке, стоя посреди комнаты, взволнованно кричал рыжему, веснушчатому пареньку:
— Так ведь это же элита! Понимаешь ты или нет? Э-ли-та! Сколько раз тебе объяснять?
— Ты полегче кричи, — хладнокровно отвечал веснушчатый паренек. Кожаный, прожженный в нескольких местах фартук и заткнутые за пояс кожаные рукавицы обличали в нем подручного кузнеца. — Должен я толком знать, во что деньги вкладываю?
— Эх ты, скупой рыцарь! Да ведь мы же в долг колхозу даем! Кто сколько может…
— Опять же ты не прав, — спокойно, с сознанием своего общественного веса и житейской мудрости, возразил парнишка и обвел взглядом сидящих в комнате ребят. — У вас пяти тысяч не хватает, так? По трешницам или по пятеркам этой суммы не собрать. А сколько у нас таких, кто помногу дать может? Ты да я, ну, Санька, конечно, Валька-монтер, братья Жерновы, Маша Кривошеина: она по свекле опять рекорд поставила…
— А Тоська чем хуже? — сказал кто-то из ребят.
— Тоська Хижняк отпадает, — авторитетно заявил подручный кузнеца. — У нее семья большая, она матери все до копейки отдает. Идем дальше. Молчанов Алеша из садоводческой вполне может: они на саженцах много взяли. Конечно, Нетребенко-ветеринар. Вот почти что и все киты. Полагаю, каждый на двести рублей раскошелиться должен.
— Тю! — воскликнул младший из Жерновых. — Плакала моя скрипка!
На какие-то секунды в комнате стало совсем тихо. Испарялись ребячьи мечты. Первой исчезла скрипка Жернова, за ней последовал велосипед его брата, «фэд» Алеши Молчанова…
Что же касается Никифора и Саньки, то они без всякого сожаления еще накануне распрощались: один — с мечтой о баяне, другой — о кожаной куртке.
— Так вот, — прервал молчание подручный кузнеца, — пиши, Никифор: я вношу четыреста рублей.
Подручный кузнеца издавна пользовался славой самого бережливого парня на деревне, ребята заглаза называли его «скопидомок».
— Братцы! — вскочил Алеша Молчанов. — Держите меня! Чтоб рыжик своей охотой да целых четыре сотни!..
— Дура ты, Алешка! — с презрительным сожалением отозвался подручный кузнеца. — Нет в тебе никакого понимания…
— Братцы, бегите скорей за деньгами, а то мне Кретов голову оторвет! — взмолился Никифор и вдруг осекся.
В дверях, касаясь головой притолоки, стоял Струганов. Обычно красное, словно разожженное морозом, лицо сухинского председателя побелело, его большие с темными ногтями пальцы теребили наборный поясок гимнастерки.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.