Господин посол - [55]

16

Габриэлю Элиодоро удалось увлечь Росалию в небольшой зал, расположенный в глубине восточного крыльца. Он зажёг свет, закрыл дверь на ключ и, прижав любовницу к себе, впился в её губы так, что Росалия застонала.

— Ты меня задушишь, — сказала она, наконец оторвавшись от его губ и откидывая голову назад.

Росалия приникла к его груди и осталась так, едва переводя дыхание и прислушиваясь к биению сердца, то ли собственного, то ли Габриэля, а может, их сердца стучали вместе. Габриэль продолжал крепко держать её в объятиях, целуя волосы, гладя по спине и бёдрам. Росалия чувствовала, как он прижимается к ней всем телом. Когда-то их семейный врач, жёлтый, лысый и тощий карлик, одетый во что-то отдалённо напоминавшее белый халат, сказал ей, вертя в руках стетоскоп: «У вас особый организм, все эмоции вы будете переживать острее, чем другие люди. Но не беспокойтесь — это не перерастёт в болезнь…» Если стихи, музыка, фильм или пьеса чем-то волновали её, трепет охватывал всё существо Росалии. И сейчас она не сомневалась, что после этих бурных объятий будет чувствовать себя разбитой.

— Я хочу, чтобы эту ночь ты провела со мной, — прошептал Габриэль, нежно укусив её за ухо.

— Но как? Что я скажу Панчо?

— Что хочешь…

— Это невозможно! Позавчера ночью он ворвался ко мне в спальню и не ушёл, пока силой не заставил меня лечь с ним…

— Вы спали вместе?

Росалия ответила не сразу.

— Он угрожал меня избить… У меня не было другого выхода.

— Сукин сын!

— Ты забываешь, что он мой муж.

— Да, но я твой любовник.

Росалия всё ещё держала голову у него на груди.

— Я не вынесу больше этого, — сказала она тихо. — Моя жизнь — сущий ад. Если мы дома и сидим в гостиной друг против друга, а это случается редко, он молча глядит на меня собачьими глазами, грустными, полными страдания… Вздыхает, пускает бумажных голубей, снова глядит на меня, будто хочет что-то сказать, но не решается. А когда приходит время ложиться спать, он умоляет меня, чтобы я не запирала двери спальни. — Росалия помолчала, рассеянно поправив платок в кармане Габриэля. — А то вдруг на него нападает приступ ярости, он угрожает убить меня, покончить с собой, устроить скандал, выброситься из окна, утопиться… Сегодня, когда мы собирались на приём, он разразился рыданиями, а у меня не хватило мужества спросить, почему он расплакался. Потом он стал что-то рисовать цветными карандашами, совершенно не обращая на меня внимания… На ночь он принимает снотворное, чтобы заснуть, а утром глотает таблетки, чтобы бодрствовать. Что будет с нами со всеми? Что?

Вместо ответа Габриэль стал снова целовать её в губы, теперь скорее нежно, чем страстно.

— Останешься?

— Но как?

— Я велю Угарте придумать какую-нибудь срочную работу, чтобы задержать Виванко до рассвета. Мы скажем, что ты отправишься ночевать к Нинфе.

— Это безумие!

Габриэль отпустил её. Росалия выпрямилась, и какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом у Росалии вырвались слова, которые давно вертелись у неё на языке:

— Ты думаешь, я не видела, как ты смотришь на американку?

— На то бог и дал глаза, чтобы смотреть.

— Признайся, ты влюбился в неё!

— Ни один нормальный мужчина не может оставаться равнодушным к красоте женщины.

— Ты хочешь спать с этой грингой?

Габриэль Элиодоро улыбнулся.

— А ты хотела бы услышать правду?

— Конечно!

— Тогда знай, что я хочу и буду спать с ней, но никогда не перестану желать тебя, как сумасшедший, потому что ты моя законная жена!

И он увидел Франсискиту: в кружевном чепце и пеньюаре она пьёт в постели чай с гренками…

Росалия повернулась к любовнику спиной, подошла к зеркалу и стала приводить себя в порядок. Габриэль Элиодоро смотрел на неё, чувствуя, что дрожит от желания. Росалия принадлежала ему, но теперь он желал и ту, лучезарную богиню. Конечно, такой женщины, как Росалия, ему не найти. Но у Фрэнсис Андерсен была гордость, которую ему хотелось сломать, и чистота, которую ему хотелось запачкать. В этой белокурой и белокожей женщине, хотя у неё, очевидно, было немало похождений, Габриэль обнаружил невинность и должен был теперь лишить её этой невинности.

Росалия, наблюдавшая за послом в зеркало, сказала:

— Сотри платком помаду с губ и почисти лацканы, они в пудре.

— Это мои ордена, — улыбнулся Габриэль. — Мужчины будут завидовать мне, когда их увидят.

Тогда Росалия своим платочком вытерла ему губы, а затем отряхнула лацканы.

— Пора возвращаться в зал.

— Да, любовь моя.

У двери он опять шепнул:

— Так останешься ты или нет?

— А почему бы тебе не пригласить американку?

— Твоя ревность возбуждает меня ещё больше! Оставайся. Обещаю, что это будет лучшая ночь в твоей жизни.

— Не знаю, не знаю. Ради бога, дай мне подумать!

Росалия открыла сумочку, вынула из неё маленький флакончик с таблетками берельгаля, вытряхнула на ладонь пару таблеток и положила их в рот.

— Кто выйдет первым? — спросила она.

— Выйдем вместе, жизнь моя.

Габриэль Элиодоро открыл дверь, взял любовницу под руку и повёл к парадному залу, однако Росалия решила зайти в дамскую комнату, чтобы привести свои мысли в порядок. Посол появился в зале один.

Первым, кого он увидел, был Годкин, который спокойно покуривал трубку, прислонившись к дверному косяку и наблюдая за растущим оживлением гостей.