Господин Никто - [51]

Мери Ламур полными руками мягко хлопает в ладоши, воспроизводя запомнившийся такт, и медленно шевелит бедрами, иллюстрируя свой номер, но я вовремя останавливаю ее.

— Дорогая Мери, как бы нам не упустить фату! Церемония в половине девятого.

— Какой ты ужасный, — вздыхает актриса, выведенная из возбужденного состояния. — Как только я начинаю входить в раж, ты тут же обрываешь меня!

— Совпадение, — говорю я. — Простое стечение обстоятельств. Но перед нами еще вся жизнь.

И, слегка подталкивая в пухлую спину, я осторожно направляю ее к выходу.

Я заметил, что самое ничтожное событие делового порядка удается хранить в тайне с неимоверными трудностями. А когда совершается такая вот величайшая глупость, как женитьба Марина Младенова на Мери Ламур, все проходит совсем гладко и остается в тайне.

В назначенный час мы застаем Младенова перед мэрией, где он нервными шагами измеряет тротуар. На нем соответствующий случаю черный костюм, тот самый, в котором он вчера провожал Тони в последний путь. Все же, дабы не было сомнений, что собрался он не на похороны, а на свадьбу, старик разорился на одну белую гвоздику, стыдливо выглядывающую из его карманчика, как носовой платок. Жених, видно, не отваживается особенно щеголять цветком — брак ведь может и не состояться.

При нашем неожиданном появлении из-за угла старик заметно оживляется, хотя и не может скрыть своей растерянности. Он не знает, как ему вести себя, но Мери выводит его из этого состояния, фамильярно взяв под руку. У входа актриса прикалывает фату, глядя в зеркальце, которое я держу перед ней, а Младенов, придя наконец в себя, вдевает гвоздику в петлицу. Потом все трое направляемся к залу, где после звонка Франсуаз все уже готово для церемонии.

Процедура носит деловой характер и свободна от сентиментальных напутствий. Поскольку, кроме меня, никто молодоженов не знает, в роли второго свидетеля выступает один из чиновников и ставит свою подпись; вскоре после этого Младенову вручают копию акта, а я довольствуюсь тем, что запоминаю на всякий случай его номер.

Мы выходим на улицу, и по моему настоянию, хотя и с неохотой, Мери снимает фату и снова засовывает ее в конверт универмага «Лафайет». Затем, выступая как бы в роли посаженого отца, я отвожу супружескую чету в ближайшее кафе и заказываю бутылку шампанского.

— За ваше здоровье, — поднимаю бокал.

— За здоровье нас троих! — поправляет меня Мери, бросив на меня многозначительный взгляд.

— Верно, за нас троих! — добродушно присоединяется Младенов, решив, очевидно, что раз в семье должен быть третий, то пусть лучше этим третьим буду я, а не кто другой.

И поскольку мое собственное мнение по этому вопросу никого не интересует, я, примирившись, тоже поднимаю бокал.

— Пока что, как мы с вами условились, брак остается в полной тайне, — напоминаю я. — Было бы даже неплохо, если бы ты, дорогая Мери, доверила фату мне.

— Не беспокойся. Она не будет валяться в доме где попало. Мери Ламур врасплох не застанешь! — противится женщина, очевидно не желая расставаться со своим украшением.

— Возвращайся к Димову как ни в чем не бывало. Все должно оставаться в полном секрете, — настаиваю я.

— Но ведь так может продолжаться до бесконечности, — кисло замечает старик.

— Так будет продолжаться до тех пор, пока не скомпрометируем и обезвредим Димова. А на это потребуется самое большее два дня. С этой целью я должен иметь возможность сделать маленький обыск. Димов хранит у себя кое-какие секретные документы, и, если удастся их нащупать, мы начисто опозорим его перед шефами, а тогда крышка.

Заинтригованный Младенов вытягивает свою длинную жилистую шею. Но Мери Ламур скептически замечает:

— Ничего мы не нащупаем. Он вечно держит комнату на замке и даже меня туда не пускает, представляете?

— Что он пьет перед сном? — любопытствую я.

— Только стакан молока. Заботится о своей молодости! Ничего себе молодость! — язвительно добавляет Мери, но вовремя спохватывается, вспомнив, что ее новый супруг тоже не юноша.

— Чудесно! Стакан молока окажет свою услугу, — вслух прикидываю я. — Вечером положи ему в молоко три-четыре таблетки снотворного. У тебя есть что-нибудь подходящее?

— Есть какой-то сонерил или сандаптал…

— Хорошо, раствори четыре таблетки и влей ему. А потом жди моего звонка. Если уснул, ты скажешь: «Все в порядке, позвони завтра».

— Да ведь он к тому времени проснется!

— Это пароль, — терпеливо поясняю я. — Твое «позвони завтра» фактически будет означать «приходи немедленно». Минут через пять я уже буду у тебя, постучусь тихонько, и ты мне откроешь.

Мери слушает и участливо кивает головой. Такие дела ее явно забавляют.

— А перед этим поразузнай относительно операции «Фиалка», — встревает со своими указаниями Младенов.

— Не «Фиалка», а «Незабудка», — поправляю я. — И поскольку речь зашла о незабудке, не следует забывать, что тут нужна крайняя осторожность. Никаких вопросов ни о каких операциях. Наша с вами жизнь висит на волоске.

Я разливаю остаток шампанского, и мы снова чокаемся, на сей раз без тоста.

— А теперь выходим по одному, — говорю я, — и кто куда. Гарсон, счет!

Я приезжаю в Центр с некоторым опозданием, в чем особой беды нет, потому что мне все равно делать нечего. Чуть позже слышу в коридоре трубный голос Кралева: