Господин Ладмираль скоро умрет - [18]

Упакованные вещи Ирен и Мерседес снесли в машину. Ирен буквально прыгала от радости. Она попыталась объяснить брату и Мари-Терез, как собирается использовать это старье. Гонзаг сделал вид, что ему не требуется объяснений.

- Коли все эти тряпки в моде, - сказал он, разводя руками, - тем лучше. Папа отдает их тебе, ну и прекрасно. Здесь все принадлежит ему. И он волен распоряжаться всем по своему усмотрению.

Почувствовав в словах брата намек на раздел имущества и на права наследников, Ирен была уязвлена. И ответила, явно обиженная и огорченная тем, что не подумала об этой стороне дела:

- Я никого не обкрадываю. За все, что взяла, я заплачу.

Гонзаг был сражен. С Ирен невозможно спорить, у нее всегда находились неопровержимые доводы. Да и вообще, способен ли он, не очень удачливый, скромный, обремененный семьей и не слишком-то напористый человек, противостоять ей, если зайдет речь о деньгах? Он представил себе, как после смерти господина Ладмираля Ирен завладеет домом, картинами, мебелью, стоившими миллионы, оставив его без всего, голого и босого, вопреки всякой справедливости. В нем поднялось чувство враждебности по отношению к сестре. А что, если она думает лишь о том, чтобы захватить собственность отца после его смерти? А их добрый отец так ни о чем и не догадывается...

Господин Ладмираль действительно ни о чем таком не беспокоился. Предложение Ирен оплатить вещи не показалось ему ни оскорбительным, ни неприличным. Лишь слегка нелепым. Ему самому никогда бы не пришла в голову мысль продать собственной дочери несколько коробок тряпья, и он, смеясь, отказался взять деньги. Тем не менее господин Ладмираль был тронут тем, что Ирен об этом подумала. Кроме того, он не без удовольствия рассудил, что этим самым она заткнула рот Гонзагу, который вечно был не доволен.

- Ты с ума сошла, - сказал он примиряюще. - Гонзаг пошутил.

- Не думаю, - ответила Ирен. - Эдуар редко шутит и уж, во всяком случае, не тогда, когда дело касается семейных отношений и денег. Поэтому будет лучше, если я заплачу за то, что взяла. Находить в домах никому, кроме меня, не нужные вещи - это и есть моя профессия. На днях вблизи Дрё я купила у крестьян свадебный венок под колпаком, просто чудо.

- И тебе продали этот венок?

- Это оказалось не легким делом. И не из-за каких-то воспоминаний. Они даже не знали, чей он. Просто не хотели продавать, считая, что мне от него никакой пользы. Пришлось предложить им до смешного низкую сумму, иначе у меня ничего бы не вышло. Вот тебе и нормандские крестьяне!..

- Дрё находится не в Нормандии, - сухо заметил Гонзаг.

- Дрё? - воскликнула Ирен. - Не смеши меня.

- Вынужден тебя огорчить, - сказал Гонзаг, словно цитируя географический атлас. - Дрё по-прежнему расположен в Иль-де-Франс. Не бог весть какой городок, но это так.

Признав свое поражение, Ирен повернулась к отцу.

- Сколько ты хочешь за свои старые тряпки?

- Забудем об этом, - ответил господин Ладмираль, чувствовавший себя неловко.

Полная решимости не отступать, Ирен набросилась на брата:

- Тогда скажи ты! Раз ты первый заговорил о деньгах, назови сумму.

- Я? - возмущенно спросил Эдуар.

Но тут в спор решительно вмешалась его жена.

- Тут вы не правы, - заявила Мари-Терез.

Она буквально кипела от негодования. Слишком очевидна была несправедливость, проявленная по отношению к ее мужу. Эта Ирен считает, что ей все дозволено. К тому же в денежных делах Мари-Терез не считала себя глупее других, так что нечего ей голову дурить.

- Если кто-то и заговорил о деньгах... - сказала она, все еще пылая гневом.

Перед лицом столь неожиданно возникшего подкрепления Ирен отступила, явно не готовая и не желавшая затевать спор со свояченицей. Все были ей благодарны как за это отступление, так и за последующий примирительный тон.

- Вы правы, - сказала она. - Не станем спорить. К тому же в этих делах я кое-что смыслю. Папа, я тебя обокрала на тысячу франков. Держи!

И вынула из сумочки небольшую пачку тысячефранковых билетов, скрепленных золотистой скрепкой. Господин Ладмираль, невероятно смущенный, отказался от денег.

- Что происходит? Не думаешь ли ты, что я стану продавать что бы то ни было собственным детям?

Он сам не понимал, на кого сердится - на Гонзага или на Ирен. И был в замешательстве. К тому же тысячефранковая купюра выглядела соблазнительно. Ирен часто делала ему маленькие, а иногда и крупные подарки. Случалось, деньгами, замаскированными под подарки, - она-де не знала, что ему подарить. Нередко она покупала ему вещи, называя при этом заниженную цену. Ирен была само благородство. А вот Гонзаг... но тут не его вина. Он небогат, тогда как Ирен зарабатывала своими таинственными занятиями, по ее собственному признанию, сколько хотела. Ее бутик...

- Да ладно тебе! - говорила Ирен, держа купюру кончиками пальцев. - Не станем же мы торговаться - дочь с отцом? Может, хочешь больше?

- О, - запротестовал господин Ладмираль. И, чтобы покончить с этой некрасивой, по его мнению, историей, взял деньги.

- Надеюсь, тебе понятно, что я делаю это, исключительно чтобы доставить тебе удовольствие? - произнес он с добродушной иронией.