Господин из завтра - [65]
Путаясь в длинной ночной рубашке, я с трудом сполз с высокой кровати и прошлепал босыми ногами по спальне в поисках зеркала. Должна же где-то здесь быть ванна? Ан нет — в углу я обнаружил причудливую деревянную тумбочку, на которой красовались тазик с кувшином, а рядышком приютился ночной горшок. Это что же, вот такие у миллионеров санитарно-гигиенические удобства? Зеркальце здесь было, но маленькое, в две ладони величиной. Побриться и то будет затруднительно. А я так хотел посмотреть на свое новое тело в полный рост. Придется по-другому…
Представляя, как сейчас хихикает дед, видя на мониторе мои потуги, я снял ночнушку и принялся знакомиться со своим реципиентом. Ну, что же… Первое впечатление благотворное — руки-ноги на месте, то, что между ног — тоже. Пуза нет, мускулатура слаборазвита, но это мы исправим… Вот за ощупыванием меня и застукали!
Дверь внезапно, без стука, распахнулась и на пороге возникла толстая тетка, с круглым румяным лицом. «Нянька» — подсказала мне память реципиента.
— Это что же ты, Александр свет Михайлович, делаешь? — грозно завопила она. — Никак рукоблудием решил заняться? Да и стоишь голяком на сквозняке! А ну как простудишься? Немедленно оденься!
Вот как! Парень уже четвертной разменял, а до сих пор по указке няньки живет. Правильно сказал мой дед, проглядывая досье кандидата на внедрение: "великовозрастный балбес". Все свое свободное от сна время мой герой проводил за чтением церковных книг, беседами с бабками-богомолками и раздачей милостыньки. А может и к лучшему, что он не тратил состояние на водку и баб, как братец Митрофанушка.
— Закрой рот, Марковна! — грубо бросил я разбушевавшейся старушке.
— Ах, ты… ах, ты! — буквально задохнулась от возмущения нянька, замахиваясь на меня пухлым кулачком.
Но я просто молча глянул на нее и Марковну словно сдули. Она испуганно отскочила к двери и вдруг залилась слезами. Я даже не оглянулся — все равно ведь придется её строить в три шеренги, так почему бы не начать прямо сейчас.
Я наклонился к крохотному зеркалу, пытаясь рассмотреть свое лицо. Хорошая такая физиономия, носик курносый, глазки голубенькие, щечки-яблочки. Отличный образчик русского генофонда. А что это такое на щеках? Я ощупал подбородок — так и есть — реденькая бороденка. Нет, ну с этим мы будем беспощадно бороться! Я, было, открыл рот, чтобы приказать няньке принести бритву и остальные принадлежности, как память Александра услужливо подсказала, что бритвы нет во всем доме. Ну, не положено уважающим себя купцам ходить с босым лицом. Ладно, отложим на потом…
— Кончай хныкать, Марковна! — взбодрил я няньку. — Неси умываться, да прикажи Захару коляску закладывать.
— А покушать то, батюшка, Александр Михайлович? — недоуменно спросила нянька. — Да и куда вы в такую рань?
— Некогда мне завтракать, Марковна! — отрезал я, — а поеду я к брату, Ивану Михалычу.
Иван Михайлович был, после смерти патриарха, старшим в семье. Он держал свой банк и несколько железоплавильных заводов. Весь капитал моего носителя находился в банке братца, который регулярно, раз в месяц, отстегивал младшенькому на жизнь довольно крупную сумму. Александру этих денег вполне хватало на содержание себя, небольшого особнячка, двух десятков человек дворни, да на щедрые подаяния "святым людям". А вот лично мне нужна вся сумма, причем в единоличное пользование. Вот об этом я и решил переговорить с Иваном, не откладывая дело в долгий ящик.
Но выехать немедленно мне так и не удалось. Нянька буквально повисла на мне, вереща, что не отпустит никуда, пока я "не поснедаю". Бить мне ее не хотелось, а без физического воздействия вырваться из дома было проблематично. Пришлось подчиниться заведенному в доме распорядку.
Под строгим взглядом Марковны я помочился в горшок и ополоснул морду из тазика (надо будет завести в доме ватерклозет и душ!). Приготовленная одежда заставила задуматься над умственными способностями моего реципиента. Длинная, чуть ли не до колен плисовая рубашка навыпуск, черные суконные шаровары и шевровые сапоги. В качестве нижнего белья — льняная распашонка без ворота и подштанники. А на улице градусов двадцать пять тепла! Эх, упрею…
На завтрак было подано такое количество еды, что на миг закралось сомнение, а не ждем ли мы к столу гостей. Пироги с картошкой, пироги с вязигой, пироги с грибами, каша гречневая и каша перловая, стопка блинов высотой в полметра. Из напитков был морс клюквенный и смородиновый, компот вишневый и трехведерный самовар чая.
Обожрусь и помру молодым! — мелькнуло в голове. Но руки привычно стали прибирать со стола кушанья, а челюсти автоматически включились в работу, перемалывая гору еды. Остановить этот процесс удалось лишь с большим напряжением воли. Под оханья и причитания няньки, я решительно встал из-за почти полного стола и велел закладывать коляску.
