Господин из Стамбула. Градоначальник - [7]

В двери просунулся испуганный крупье. Он сгорбился и искательно смотрел на сидевших. Один раз он взглянул на меня и сейчас же отвернулся.

— Крупье? — спросил капитан.

— Так точно! Крупье! — по-солдатски ответил спрошенный и еще больше пригнулся.

— Этого знаешь? — ткнув в меня пальцем, спросил капитан.

— Так точно-с, знаю-с, они у нас бывали-с. Сегодня весь банк сорвали.

— Стой, — перебил его капитан. — Сегодня во время игры он ставку в банк клал?

— Клали-с. Две тысячи пятьсот…

— Какими?

— Долларами. Американской валютой-с… Пачечкой, сто штук по двадцать пять долларов…

— Неправда! — перебил его сыщик. — Не было долларов.

Крупье растерялся и, переминаясь с ноги на ногу, забормотал:

— Может быть-с, я ошибся. Народу много, возможно, что и так.

— А я утверждаю, что крупье сказал правду, а теперь, испугавшись вас, путает. Вот эта пачка, — вытягивая свою, перевязанную ниточкой, пачку из общей кипы, решительно сказал я. — Вот они, мои деньги, остальные — выигранные!

— Что значит крупье убоялся, что значит путает? А? Я вас спрашиваю: что это значит, что мы, нарочно, что ли, его стращаем? — вскипятился капитан и сердито крикнул крупье: — Ну, ты! Говори коротко и толком. Правду он говорит, что это его пачка и что остальные, выигранные, чужие, да только пр-равду, а то закачу…

Растерявшийся крупье дрожащим, срывающимся голосом подтвердил:

— Истинный крест, правду говорю, их денежки — вот эта пачка, остальные — других гостей, а доллары — их.

Я твердо посмотрел на Литовцева. Сыщик неожиданно смутился. По его лицу прошла досада. Он неуверенно взглянул на капитана, недовольно воззрившегося на него, и смиренно пробормотал:

— Сергей Иваныч, я сам видел обратное!

Но капитан жестом остановил его:

— Видел, видел, а люди говорят другое!

Он поднялся.

— Ну-с, заканчивайте, и хватит. А вам… — насмешливо протянул он, — ба-арон, советую вообще убираться из Крыма, и не позже как завтра же. В другой раз не все сойдет так благополучно. Подпишите протокол да убирайтесь отсюда!

Я молча протянул руку за своими деньгами.

— А расписку взять? — упавшим голосом спросил Литовцев.

— Расписку? Какую? О долларах?.. Конечно! Прежде распишитесь, что свои деньги сполна получили и что претензий к нам не имеете, вы, господин иностранец, — с нескрываемой злостью закончил он и отвернулся к молчавшему поручику.

Я набросал расписку в получении своих двух с половиною тысяч долларов.

— Вот и все! Разыграли маленькую комедию чисто и благородно, обошлись без побоев по воспитанному, дворянскому личику и дело сделали, — пряча в стол расписку, вдруг рассмеялся Литовцев, глядя в глаза захохотавшему капитану.

Молчавший поручик также покатился от хохота. Стоявший у двери надзиратель услужливо хихикал, для виду отворачиваясь в сторону.

Я только сейчас понял, что эти два отъявленных негодяя провели меня. Смех душил их. Капитан приподнялся со стула и, тыча мне в глаза сложенными в шиш пальцами, захлебываясь от смеха, закричал:

— Эх ты, неуловимый ко-ро-оль жуликов! Дерьмо ты, а не король! — И, застонав от невыносимых судорог смеха, снова повалился на диван.

— Попались, голубь мой ясный, попались, птичка райская, и так просто, как даже простой, уважающий себя трамвайный воришка не позволит обмануть.

— Во-от расписочка… а вот и денежки ваши… — помахивая бумажкой, сказал сыщик, — а вот и номера серий банкнотов. Видали, как просто? Пожалуйста, пускай сунется румынский консул защищать своего подданного господина барона Думитреску, а мы ему под нос вот эту самую расписочку. Мало этого покажется — протокольчик покажем с собственноручной подписью господина Думитреску, удостоверяющий, что пачка американских долларов в сумме две тысячи пятьсот принадлежит ему. А буде и это покажется консулу недостаточным, мы предъявим заявление табачного торговца Агроканаки, где черным по белому сказано, что пачка американских денег по двадцать пять долларов в каждой купюре, суммою в две с половиной тысячи долларов, номера серий такие-то, принадлежат ему и украдены неизвестным джентльменом в ночь под двадцать восьмое августа из вскрытого сейфа. Понятно?

Он захлебнулся тихим радостным смешком, потом внезапно поднялся.

— А самое главное, барон, впереди. Оно начинается только сейчас.

Я молчал, но в груди все клокотало.

«Действительно, так глупо и просто попасться на удочку этих прохвостов! Дать обойти себя двум средним полицейским ищейкам! Дурак! Ид-диот! Сопляк!» — думал я, хотя глаза сонно и безразлично смотрели на Литовцева.

— Самообладание есть, что и говорить-то, но что вы скажете сейчас, ба-р-рон?.. Деньги-то ведь, почтеннейший, фальшивые. Понимаете, фальшивые деньги, — повторил сыщик, — фаль-ши-вые!

— Неправда, мои деньги настоящие!

— Нет, правда, голубчик, липовые, абсолютно фальшивые, с острова Крита, только выделки довольно чистой, — ну, да для таких болванов, как вы, дорогой барон, они сойдут за настоящие. Хе-хе-хекс! Вот, видите под Вашингтоном коричневую линию, да и бумажка несколько груба-с! Липа, липа, барон! Но дело не в этом, вы, пожалуйста, не огорчайтесь, а слушайте дальше. Итак, по законам бывшей Российской империи, имеющим силу на всей территории Добровольческой армии, вы, дорогой мой, будете преданы суду по двум статьям. Первая статья Уголовного кодекса… и статья сто семнадцатая того же кодекса о вооруженном налете и краже со взломом, что по российским императорским законам наказуется заключением преступника не менее восемнадцати лет каторжных работ. Второе. Хранение и распространение заведомо фальшивых денег, да еще в исключительно е, военное время, наказуется, как известно, десятью годами тех же работ и в совокупности даст вам, дорогой барон, не менее двадцати восьми лет заключения.