Господи, подари нам завтра! - [44]
– Ну чё нам с тобой грызться понапрасну? Чё поделить не можем? Неужто два русских человека промеж собой не договорятся?
Мы же не нехристи какие, – он раздвигал в заискивающей улыбке тонкие губы, и рыжая щеточка усов ползла вверх. Но глаза были ненавидящие, злобные, словно у цепного пса.
– Гусь свинье не товарищ, – рубила сплеча Малицина и тотчас добавляла занозисто: – я с тобой вместе коров не пасла.
Как раз в ту пору старшину милиции Малицина перевели на новую работу — он был назначен в охрану громадного серого здания с колоннами, что сурово взирало на прохожих плотно зашторенными окнами. И Катька внезапно приобрела у нас во дворе грозную силу. Проходя вместе с мужем под руку, приосанившись, с высоты своего немалого роста надменно цедила:
– Здр-сте.
Сам Малицын четко рубил на ходу:
– Здравия желаем.
– Может, твой мужик что знает, так ты скажи мне, – однажды услышала я ненароком тихий захлебывающийся шепоток бабки Гарпыны, – Галинка, доча моя, совсем извелась. Ничего не исть. Ночами с боку на бок ворочается.
– Может, что и знает, – сурово отрезала Малицина, – но это дело секретное. Служба у него такая. Сама должна понимать. Там не в шутки играют. Там нашу родную Советскую власть от врагов охраняют. Конечно, он не начальник какой, не инструктор райкома, как другие, – она обидчиво поджала губы, – но службу свою несет честно.
– Так, так, – робко закивала бабка Гарпына, опасливо шаркая шлепанцами.
Теперь она целыми днями сидела, запершись в своей комнате, тупо глядя сквозь кисейную занавеску в колодец двора.
И нам с сестрой все чаще приходилось отсиживаться дома. Убиваясь и плача, под неумолимым нажимом деда тетка оставила свою почетную работу уборщицы в самой большой библиотеке города.
Теперь она по утрам разносила почту. Остаток дня проводила дома, клея и раскрашивая для артели какие-то пестрые коробочки. Робко поглядывая на нас, рвущихся на волю, она умоляюще складывала руки на груди и шептала:
– Сидите дома, девочки. Сидите дома. Сейчас такое опасное для нас время.
Но изредка мне все же удавалось незаметно проскользнуть к Филипповым. В их комнате все разительно переменилось. Куда-то исчезли скатерть, салфетки, покрывала – все то, что украшало их скудное жилье. Прямо у дверей стояли два маленьких чемоданчика, фанерный баул и кошелка.
– Вас высылают? – с тревогой вскинулась я.
Елена Сергеевна внимательно посмотрела на меня, невесело усмехнулась:
– Никто не знает своей судьбы, – неопределенно ответила она.
Скорбно сжала губы. Перекрестилась и твердо добавила:
– Б-г милостив.
Однажды я застала ее пишущей что-то мелким бисерным почерком на клочке бумаги. Увидев меня, она поспешно прикрыла его ладонью. Глянула исподлобья:
– Стихи любишь?
Я молча кивнула. Елена Сергеевна начала читать дрожащим прерывистым голосом:
Внезапно остановилась, словно для того чтобы собраться с силами, обвела взглядом крохотную комнатушку и выдохнула:
– И все же льну к тебе…
Потом порывисто скомкала листок и чуть слышно сказала:
– А ведь Ришелье тоже был реэмигрантом. Вначале бежал от Французской революции сюда, в Россию…
– Бежал от революции?! – перебила я ее.
И вдруг с неизъяснимой для себя яростью воскликнула:
– Зачем вы лжете? Нам в школе рассказывали. Он решил помочь, его пригласили, он приехал для развития Новороссии…
Внезапно за окном что-то оглушительно загрохотало и заплескалась вода, обдавая мелкими мутными брызгами стекла окна.
– Опять! – Елена Сергеевна, точно от нестерпимой боли, зажмурила глаза. – Ненавижу, – прошептала она. – Ненавижу!
Минуту, другую сидела молча. Потом глухо сказала:
– Тебе не нужно больше к нам приходить, девочка. Так будет лучше для всех нас. Поверь мне.
В первый миг почудилось, будто ослышалась. А после, оглушенная волной жгучего стыда, выскочила за дверь. Бежала, не помня себя, мимо осыпающейся горы еще теплого шлака, вынесенного кочегаром из котельной, мимо опрокинутых мусорных баков, оскальзываясь на нечистотах. А в ушах звучал голос Елены Сергеевны.
Теперь Колыванов, что ни день, приходил пьяный.
– Убью паскудника, – злобно выкрикивал он и отпускал Петьке увесистые затрещины.
– Ты что, отец? Ты что? – Колываниха кидалась мужу наперерез.
– Уйди, – еще больше свирепел Колыванов, – уйди, потатчица.
Он отшвыривал жену и, грозно подступаясь к сыну, вдруг взвизгивал каким-то жалобным голосом:
– С кем связался? С жидовней! С контрой! Хочешь сгнить в тюрьме?
Петька молчал, втянув голову в плечи, изредка робко прикрываясь согнутой в локте рукой.
Из их комнаты в ночной тишине все чаще доносились громкие вскрики и плач. Я просыпалась. Долго, чуть не до рассвета, не могла уснуть. Ворочалась, лежала, вперив бессонный взгляд во тьму.
Жуткий страх и безысходность нарастали во мне. И я, словно избавления, ждала рассвета.
В одну из таких ночей, уже под утро, я услышала тихий шорох.
Кто-то осторожно скребся в нашу дверь. Я соскользнула с постели:
– Кто там? – прошептала, прижавшись губами к замочной скважине.
– Что случилось? – тотчас вскинулась чутко спящая тетка.
...— Ты все путаешь, — печально проронила Машка. — Страна — это государство, правительство. Всегда, везде, во все времена означает одно и тоже: несправедливость и насилие. А земля — совершенно другое... — Все народы объединены государствами, — хмуро перебила я. — Но мы — особый народ, — горячо возразила Машка. — Нас должны единить Завет с Б-гом и религия. Не зря в наставлениях Моисея нет ни слова о светской власти. Посмотри на людей, которые здесь собрались со всего мира. Разве мы — единый народ? Одни спасались от смерти, другие попали случайно, по неведению, как наша семья.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.