Господь гнева - [27]

— Но ведь вы веруете в возможность конечного спасения каждого человека, не так ли?

— Правильно, — сказал Абернати. — Кто приобщил вас к этому взгляду, который исповедуют иезуиты?

— Фэй Блейн, — сказал Тибор.

— Ах, она…

— Что ж, спасибо за кофе, сэр. Полагаю, мне пора…

— Позвольте дать вам катехизис — почитаете в дороге.

— Да, буду весьма благодарен.

— Признайтесь, Тибор, вы меня не любите — и не уважаете?

— Разрешите мне оставить свое мнение при себе, святой отец, — сказал Тибор, не потупляя глаз.

— Ладно, оставайтесь со своим мнением, а книжку — возьмите.

— Спасибо, — кивнул художник, беря катехизис ловкими механическими пальцами.

Абернати торопливо заговорил:

— Я открою вам одну вещь, которую вам бы следовало знать. Я набрел на это, когда читал одну книгу про верования древних греков. Был у них бог — Аполлон, славный своим постоянством. При любых обстоятельствах он оставался самим собой, не изменялся — был, так сказать, адекватен самому себе, ни под кого и ни подо что не рядился, никогда. — Священник кашлянул и продолжал еще большей скороговоркой: — Но был у древних греков и другой бог — Дионис, бог-шалопай, бог безрассудный, бог метаморфоз — постоянный в своей изменчивости.

— Что такое «метаморфозы»? — угрюмо спросил Тибор.

— Изменения. Превращения. Перетекания из одной формы в другую. Так вот, ваш Господь Гнева тоже из разряда безрассудных богов. Стало быть, от Него, как от Диониса, можно ожидать чего угодно — что Он будет прятаться, камуфлироваться, принимать разные облики, дабы скрыться за маской, лишь бы не быть тем, что Он есть. Как вам нравится поклоняться Богу, который постоянно норовит быть не тем, каков Он есть на самом деле?

Тибор глядел на него озадаченно. Абернати был озадачен тем, что его собеседник так озадачен. Потуги двух обычных людей, в общем-то, не семи пядей во лбу, понять друг друга, что-то растолковать друг другу, достучаться друг до друга — закончились взаимной озадаченностью. Понимания не возникло.

— А-а, — сказал наконец Абернати, — эти рассуждения так утомляют… — Он поднялся со стула. — Когда вернетесь, заглянете ко мне?

— Может, и загляну, — произнес Тибор, приводя в движение свою тележку.

— Христианский Бог… — нерешительно начал Абернати. От него не укрылось, до какой степени измученным казался Тибор. Иногда не понимать — большая физическая работа: все равно что кирпичи таскать. — Христианский Бог — это Бог постоянства, Бог неизменный. «Я есмь сущий», — сказал Господь Моисею, согласно Библии. То есть «я — это я». Он ни во что не превращается, не скрывает своего существа. Это и есть наш Господь…

Оказавшись вне дома, Тибор обнаружил, что все волшебство утра улетучилось. Дело шло к полудню, солнце скрыло свой лик за куцым облаком, а его любушку Кори угораздило проглотить живого шмеля, и теперь она маялась животом…

Глава 5

В свое логово он вернулся за полдень. Дверь бункера сперва сердито заворчала, когда он сунул палец в щель электронного замка, потом узнала изгибы и петли на его коже и наполовину откатилась вправо. Он боком проскользнул внутрь, пяткой наподдал дверь, и та покорно закрылась.

Поправив свой заспинный мешок с новым запасом гербицидов, он несколько секунд ощупывал недавно выросшую шишку над левым виском. Как и следовало ожидать, она ныла, и тупая боль разливалась по всей голове. Но его так и тянуло пощупать ее снова и снова. «Вот так же беспрестанно, — подумал он, — трогает щеку тот, у кого болит зуб».

Он проглотил еще одну таблетку из своих фармацевтических запасов, заранее зная, что почувствует лишь частичное облегчение. Затем двинулся вперед по всегда освещенному — всегда едва освещенному туннелю. Этот туннель вел к многочисленным помещениям бункера. По дороге в ту комнату, где он спал в последнее время, он споткнулся о маленький красный игрушечный грузовик. При падении быстро вскинул руку и успел защитить больную голову, но сильно ударился плечом о стену. От удара грузовичок загудел и покатился вперед по туннелю.

Мгновение спустя из комнаты с громким сопением выскочило грузное существо невысокого роста. — Би-бип! Би-бип! — прокричало оно, топоча по коридору и подражая автомобильному гудку.

Он медленно поднялся — сперва на колени, потом встал во весь рост, доковылял до своей комнаты и заглянул в нее. Так и есть — комната превратилась в настоящий свинарник. «Завтра надо перебраться в следующую, — подумал он, — благо здесь их предостаточно. Проще сменить комнату, чем заниматься уборкой».

Он швырнул мешок на ближайший стол и бессильно рухнул на кровать, прижимая лоб тыльной стороной ладони правой руки.

На его лицо упала тень — стало быть, он в комнате не один. Не открывая глаз и не меняя позы, он устало прохрипел:

— Алиса, ведь я же приказал тебе: не разбрасывай игрушек в коридоре! Я же дал тебе такой красивенький ящик специально для игрушек! Если не научишься держать их в одном ящике — отберу все игрушки.

— Нет! — почти провизжала Алиса. — Би-бип!..

Он слышал, как она бегает, шлепая босыми ножками по полу, — собирает игрушки. Потом раздался скрип.

Он опоздал прикрикнуть на нее и теперь сжал зубы, с ужасом ожидая неизбежного. Да, последовало оглушительное «бац!» — как удар грома для его больной головы. Это Алиса с грохотом захлопнула крышку ящика. Казалось, звук сперва эхом разнесся по всему бункеру, а потом долго не смолкал под сводами его собственного черепа.