Горящие огни - [29]
Мы обсыпаем новобрачных конфетти.
Посреди зала раскинулся красный небосвод. Его поддерживают на древках. Невеста, облачко в фате, остается одна.
Почти без чувств ее ведут под балдахин.
ПОДАРКИ НА ПУРИМ
Белый снег, бледное солнце - раннее утро. Наступил Пурим, праздник Эсфири. Легкий мороз нарисовал на стеклах узоры: богатырей на белых конях.
Занимается ветерок. Сегодня праздник.
Мы с Абрашкой спешим ему навстречу. Нам уже дали положенные детям деньги. Звонкие монетки зажаты в кулаке.
Скорее на базар. Сегодня там людно, как в ярмарочные дни.
Старые колченогие столы покрыты скатертями в дырочку - похоже на крупитчатый снег. Вокруг толпятся, как в праздник Торы, женщины и дети. На столах - сияющее заколдованное царство. Тут расставлено великое множество сахарных фигурок. Лошадки, барашки, птицы, младенчики в колыбельках поблескивают красными и желтыми искорками, будто показывают, что в их застывших тельцах теплится жизнь.
В золотых скрипочках уснула недоигранная музыка. Гарцуют, привстав в седле, Мардохеи и Артаксерксы.
Зимнее солнышко порой достает и перебирает холодным лучом глянцевые складки этих сонных подарочных фигурок. Мы с Абрашкой снова и снова обходим все столы, будто хотим отогреть своим дыханием, расколдовать заледеневшие фигурки. Забрать бы их все.
- Дети, сколько можно! Выбирайте подарки и ступайте домой! пробуждает нас голос окоченевшей торговки.
Как будто так легко выбрать! Мы вглядываемся в игрушки, - может, они сами скажут, какие из них хотят к нам?
Какие выбрать? Какие оставить? Взять лошадку побольше или поменьше? А то еще моя подружка Златка подумает, что я перед ней хвастаюсь - вот какая у меня большая!
- Ты что, Башка? - толкает меня брат. - Эту лошадь тронь - сломается!
Ставлю на место лошадку, ой, как бы она меня не укусила!
У меня стучат зубы, то ли от холода, то ли оттого, что какой-то бесенок шепчет мне, что эти лошадки и скрипочки куда вкуснее всех, какие ни на есть, сладостей и что было бы здорово взять да съесть их живьем.
К нам подошел долговязый мальчик и предлагает.
- Хотите, я разнесу ваши подарки?
У него грустные круглые глаза, как у побитой собаки.
- Хорошо, пошли, пошли с нами.
И мальчик побежал впереди нас.
- Как тебя зовут?
- Пиня.
Странное имечко, какое-то птичье.
- Ты свистать умеешь?
Дома мы раскладываем наши шалахмонес [Подарки, которые принято посылать друзьям и близким в праздник Пурим] по двум тарелкам. Одна Абрашкина, другая моя.
В тепле сахарные фигурки оживают. Залоснились маленькие щечки. Я дую на них - вдруг растают! Вдруг рассыплются крошками! Мы без конца меняемся тарелками, переставляем, перебираем фигурки. Я все не могу выпустить из рук чудесную крохотную скрипочку.
Она так и ластится, так и жмется к моим пальцам, словно хочет, чтобы они сыграли на ней.
"Если я отошлю в подарок скрипочку, то уж конечно больше ее не увижу!" - думаю я, и сердце у меня сжимается.
Но Пиня же слишком долго стоит, переминаясь с нот на ногу, и ждет. Мы последний раз со вздохом смотрим на тарелки и завязываем их в особые платки.
- Вот видишь, Пиня. Это наши шалахмонес. Только, главное, не беги бегом! Лучше иди медленно, шагом! А то еще, не дай Боже, растянешься с тарелками в руках. Да не глазей по сторонам! Смотри, чтоб тебя не толкнули! Ну, что же ты стоишь, как сонная тетеря? - тормошим мы беднягу. - Стой, куда полетел? Не спеши! Держи крепче узлы!
Ох! Добром это не кончится. У Пини не ноги, а ходули. Уронит он наши подарки. И уж непременно по дороге что-нибудь отломится ухо у лошадки или гриф скрипочки!
Что подумают наши друзья? Что мы прислали им поломанные подарки?
- Эй, Пиня, где ты?
Пини уже нет.
Ну вот, думаю я, Пиня сейчас завернул в переулочек, где живет моя подружка Златка. Откидывается черная щеколда, и на пороге уже стоит Златка, будто поджидала у дверей
- Обе мне? - спросит она, протягивая руки.
- Нет. Ваша вот эта. - Пиня наверняка перепутает тарелки. Златка схватит свою и понесет ее к себе в комнату, а Пиня останется стоять.
В кухне суетится Златкина мама. Поднимает ухватом огромный горшок и ставит его в печь. У Пини текут слюнки.
Жаркое с картошкой так вкусно пахнет, вот бы попробовать.
- Златка, что ты там возишься? Или уснула? Ох, эти дети! Чуть что себя не помнят телячий восторг! А ты, дуралей, что стоишь? - Златкина мать поворачивается и кричит теперь на Пиню. - Мог бы и сесть за те же деньги!
Златка - толстушка с короткими ногами и тяжелой косой до пояса. Шевелится она так медленно, что сил нет смотреть. Хоть бы глазищами моргнула - и то не дождешься.
Мессия успеет прийти, пока она рассмотрит подарки.
Длинная коса болтается за спиной, подгоняет мысли.
А вдруг Златка вздумает оставить у себя тарелку?
Да что я? Как не стыдно! Златка, конечно, давно уж выдвинула ящик, где спрятаны ее собственные подарки, и сравнивает их с моими.
Чует мое сердце, сейчас она берет в руки мою драгоценную скрипочку!
Что же она положит взамен?
И куда запропастился этот мальчишка? Чего не идет?
- Как ты думаешь, Абрашка, Пиня уже дошел до твоего товарища?
Брат вечно дразнится. Думает, раз он старший, да еще и мальчик, ему можно смеяться и издеваться надо мной.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.