Горящая земля - [20]

Он уставился на меня. Теперь, когда он был ближе, я разглядел, что его желтые волосы и борода в брызгах грязи, жирные и скатавшиеся, как волосы трупа, похороненного в дерьме. Река бурлила вокруг жеребца.

— Скажи своему королю, — обратился ко мне Харальд, — что он может избавить себя от многих бед, если уступит мне трон.

— Он приглашает тебя прийти и взять этот трон, — ответил я.

— Но сначала, — Харальд подался вперед и похлопал шею коня, — ты вернешь то, что принадлежит мне.

— У нас ничего твоего нет.

— Скади, — напрямик сказал он.

— Она твоя? — спросил я, притворившись удивленным. — Но шлюха наверняка принадлежит любому, кто может за нее заплатить?

Он бросил на меня полный ненависти взгляд.

— Если ты к ней прикоснулся, — сказал Харальд, показывая на меня пальцем руки, затянутой в перчатку, — если к ней прикоснулся хоть один из твоих людей, клянусь членом Тора, я заставлю тебя умирать так медленно, что от твоих воплей зашевелятся мертвецы в их ледяных пещерах.

«Он дурак, — подумал я. — Умный человек притворился бы, что эта женщина значит для него очень мало или совсем ничего не значит».

Но Харальд уже продемонстрировал, чего стоит.

— Покажи мне ее! — потребовал он.

Я заколебался, будто прикидывая что-то. Но я хотел, чтобы Харальд увидел наживку, поэтому приказал двум людям Стеапы привести Скади.

Она появилась с веревкой на шее, но ее красота и спокойное достоинство словно делали ее главной на укреплениях. В тот момент мне подумалось, что она — самая царственная из всех женщин, каких я когда-либо видел.

Скади двинулась к палисаду и улыбнулась Харальду, который послал своего коня на несколько шагов вперед.

— Они прикасались к тебе? — прокричал он Скади.

Прежде чем ответить, она бросила на меня издевательский взгляд.

— Они недостаточно мужчины, господин! — крикнула она в ответ.

— Поклянись! — отозвался он; в его голосе ясно слышалось отчаяние.

— Клянусь, — ответила она нежно.

Харальд развернул коня так, что тот встал боком ко мне. Подняв руку в перчатке, датчанин показал на меня.

— Ты выставил ее голой, Утред Говнюксон.

— Тебе бы хотелось, чтобы я снова выставил ее так?

— За это ты лишишься глаз, — сказал Харальд, заставив Скади засмеяться. — Отпусти ее сейчас же, — продолжал он, — и я тебя не убью. Вместо этого я привяжу тебя на веревку слепым и голым и покажу тебя всему миру.

— Ты тявкаешь, как щенок, — отозвался я.

— Сними веревку с ее шеи, — приказал Харальд, — и немедленно пошли ее ко мне!

— Приди и возьми ее, щенок! — крикнул я в ответ.

Я чувствовал подъем духа.

«Харальд доказал, что он — упрямый дурак», — подумал я. Он желал Скади больше, чем желал Уэссекса, даже больше всех сокровищ королевства Альфреда. Помню, я подумал, что привел его в точности туда, куда мне хотелось, словно на поводке…

Но тут он повернул коня и показал на увеличивающуюся толпу воинов на речном берегу. А из-за деревьев, густо растущих на дальнем берегу реки, показалась цепочка женщин и детей. То были наши люди, саксы, связанные друг с другом, потому что их захватили в рабство. Люди Харальда, грабя восточный Уэссекс, без сомнения, хватали каждого ребенка и каждую молодую женщину, каких могли найти, и, кончив забавляться с пленницами, отправляли их на кораблях на рынки рабов во Франкии.

Но этих женщин и малюток привели на берег реки, где, по приказу Харальда, они опустились на колени. Самому младшему ребенку было примерно столько же лет, сколько моей Стиорре, и я все еще вижу глаза этой девочки, когда она смотрела вверх, на меня. Она видела полководца в сияющей славе, а я не видел ничего, кроме жалкого отчаяния.

— Начинайте! — крикнул Харальд своим людям.

Один из его воинов, ухмыляющееся животное, которое как будто могло побороть быка, шагнул к женщине на южном конце цепочки. Он держал боевой топор и высоко взмахнул им, а потом опустил — так, что лезвие раскроило женщине череп и вонзилось в туловище. Сквозь шум реки я услышал хруст лезвия, сокрушившего кость, и увидел, как кровь брызнула выше головы Харальда, сидевшего на коне.

— Одна! — крикнул Харальд и сделал жест забрызганному кровью мужчине с топором.

Тот быстро шагнул влево, чтобы встать позади девочки, которая вопила, потому что видела, как только что убили ее мать. Красное лезвие топора взмыло вверх.

— Подожди! — окликнул я.

Харальд поднял руку, чтобы удержать топор в воздухе, и издевательски улыбнулся мне.

— Ты что-то сказал, господин Утред? — спросил он.

Я не ответил. Я смотрел, как кровь клубится в воде и тает, уносимая течением.

Человек рассек веревку, привязывавшую мертвую женщину к ее ребенку, и пинком швырнул труп в реку.

— Говори, господин Утред, пожалуйста, говори, — сказал Харальд с преувеличенной вежливостью.

Осталось тридцать три женщины и ребенка. Если я ничего не сделаю, все они умрут.

— Перережьте ее веревку, — тихо сказал я.

Веревка на шее Скади была перерезана.

— Иди, — велел я ей.

Я надеялся, что она переломает ноги, спрыгнув с палисада, но она гибко приземлилась, взобралась по дальней стороне рва и подошла к берегу реки.

Харальд поскакал к ней, протянув руку, и она взметнулась в седло позади него.

Скади посмотрела на меня, прикоснулась пальцем к губам и вытянула руку в мою сторону.