Горящая земля - [15]

Я посмотрел на этого краснолицего, крючконосого человека.

— А ты кто такой? — холодно спросил я.

— Ослак, господин, здешний аббат.

— Земляной вал в хорошем состоянии? — спросил я его.

— Его построили древние люди, — сказал аббат Ослак, — и он сильно зарос травой, но ров глубокий, а вал все еще крепкий.

Таких земляных валов в Британии много — немых свидетелей войны, катившейся через эту землю, еще до того, как мы, саксы, явились сюда, чтобы принести новые войны.

— Вал достаточно высок, чтобы его было легко защищать? — спросил я аббата.

— Ты мог бы удерживать его целую вечность, если бы у тебя было достаточно людей, — уверенно ответил Ослак.

Я пристально посмотрел на него, заметил шрам поперек его переносицы и решил, что аббат Ослак был воином, прежде чем стать монахом.

— Но зачем приглашать Харальда осаждать нас там? — спросил Альфред. — Когда у нас есть Эскенгам с его стенами и складами?

— И на сколько хватит этих складов, господин? У нас тут достаточно людей, чтобы сдерживать врага до судного дня, но недостаточно еды, чтобы протянуть до Рождества.

Бурги не снабжались едой, которая требовалась для большой армии. Назначение обнесенных стенами городов состояло в том, чтобы сдерживать врага и давать возможность гвардейцам, хорошо обученным воинам, нападать на осаждающих на открытой местности, снаружи.

— Но Феарнхэмм? — спросил Альфред.

— Именно там мы уничтожим Харальда, — недобро проговорил я и посмотрел на Этельреда. — Прикажи своим людям отправиться к Феарнхэмму, кузен, и там мы поймаем Харальда в ловушку.

Бывали времена, когда Альфред задавал вопросы, проверяя мои идеи, но в тот день он выглядел слишком усталым и слишком больным, чтобы спорить. И у него явно не хватало терпения слушать, как остальные подвергают сомнению мои планы. Кроме того, король научился доверять мне, когда речь шла о военных делах, и я думал, что он согласится с моим туманным предложением. Но потом он меня удивил.

Повернувшись к церковникам, Альфред жестом велел одному из них к нам присоединиться, и епископ Ассер, взяв под локоть молодого коренастого монаха, подвел его к креслу короля. У этого монаха было твердое, костистое лицо и темные волосы с выбритой в них тонзурой — жесткие и колючие, как шкура барсука. Он мог бы быть красивым, если бы не молочно-белые глаза. Я решил, что он слеп от рождения.

Нащупав кресло короля, монах опустился на колени перед Альфредом, который отечески положил руку на его склоненную голову.

— Итак, брат Годвин? — ласково спросил он.

— Я здесь, господин, я здесь.

Голос Годвина был чуть громче хриплого шепота.

— И ты слышал господина Утреда?

— Я слышал, господин, я слышал.

Брат Годвин поднял слепые глаза на короля. Некоторое время монах молчал, но лицо его все время подергивалось; подергивалось и гримасничало, как у человека, одержимого злым духом. Он начал издавать давящиеся звуки, и, к моему удивлению, это не встревожило Альфреда, который терпеливо ждал, пока, наконец, лицо юного монаха не приняло обычное выражение.

— Все будет хорошо, господин король, — сказал Годвин. — Все будет хорошо.

Альфред снова похлопал Годвина по голове и улыбнулся мне.

— Мы сделаем так, как ты предложил, господин Утред, — решительно проговорил он. — Ты направишь своих людей к Феарнхэмму, — обратился он к Этельреду, — а мой сын будет командовать силами восточных саксов.

— Да, господин, — послушно отозвался я.

Эдуард, самый молодой из собравшихся в церкви людей, выглядел сконфуженным, его глаза смущенно перебегали от меня к отцу и обратно.

— И ты, — Альфред повернулся, чтобы посмотреть на сына, — будешь слушаться господина Утреда.

Этельред не мог более сдерживаться.

— А какие у нас гарантии, — раздраженно спросил он, — что язычники придут к Феарнхэмму?

— Мои, — резко ответил я.

— Но ты не можешь быть в этом уверен! — запротестовал Этельред.

— Харальд отправится к Феарнхэмму, — сказал я, — и умрет там.

В этом я ошибся.

Гонцы поскакали к людям Этельреда, стоявшим у Силкестра, с приказом двинуться на Феарнхэмм следующим утром при первых проблесках зари. Как только они окажутся там, они должны будут занять холм к северу, сразу же за рекой. Эти пятьсот человек были наковальней, в то время как люди в Эскенгаме были моим молотом. Но, чтобы заманить Харальда на наковальню, придется разделить наши силы, а правила войны запрещали так поступать. По моим самым радужным подсчетам, у нас было на пятьсот человек меньше, чем у датчан, и, разделив нашу армию на две части, я приглашал Харальда уничтожить эти части по отдельности.

— Но я полагаюсь на то, что Харальд — порывистый идиот, господин, — сказал я Альфреду той ночью.

Король присоединился ко мне на западных укреплениях Эскенгама. Он появился со своей обычной свитой священников, но махнул им, чтобы они отошли и мы могли поговорить наедине. Мгновение Альфред стоял, пристально глядя на далекое зарево огней, туда, где люди Харальда опустошали деревни, — и я знал, что он оплакивает все сожженные церкви.

— Он и вправду порывистый идиот? — мягко спросил король.

— Это ты мне скажи, господин.

— Он дикий, непредсказуемый, он устраивает внезапные набеги.