Горячка - [31]

М'Бумба с бешенством замотал головой, повернулся ко мне спиной, затем неожиданно совершил поворот на сто восемьдесят градусов и вновь надвинулся на меня. Остановился он точно на границе воды и начал ее топтать, вызывая гигантские брызги. При этом он рычал, как это делают крупные хищники. Несколько раз он деланно атаковал, всякий раз заставляя меня сжаться от ужаса. В конце концов, он остановился, сопя будто дракон, с громадными передними ногами в воде; посмотрел на меня какое-то время, после чего повернулся и удалился, утратив интерес к моей недвижной фигурке.

Он прошел через лагерь, хоботом поднял тело Татаве и отбросил его в сторону. Издав последний, гневный крик, он побежал в сторону леса.



Все-таки я рассчитывал на чудо. Но все мои надежды сгорели понапрасну, когда я приблизился к телу. Татаве был мертв. Никакая искра жизни не могла оставаться в этой бесформенной массе.

Подбежала Малышка, а я не успел ее задержать. Увидав то, что осталось от ее приятеля, она согнулась пополам, спазмы охватили ее желудок, и она начала рвать, бледная словно труп, после чего, с воем, она побежала, куда глаза глядят, не слыша мои крики.



Это бы страшный удар. Для меня и Малышки, равно как и для Пауло с Монтанем, когда они возвратились. Краткий доклад о случившемся сделал их тупыми, молчаливыми и недвижными.

Когда наступил вечер, мы все так же сидели посреди остатков лагеря, совершенно ошеломленные. Ни у кого не нашлось отваги взяться хотя бы за что-нибудь. Ужасающая смерть нашего молодого товарища висла над нами тяжким бременем, не давая возможности предпринять хоть что-нибудь.

С момента возвращения Пауло с Монтанем не стронулись с места, они так и сидели, погруженные в мрачные раздумья, даже не сбросив своей грязной охотничьей одежды. Я зажег несколько факелов, которые громко шипели в царящей тишине и отбрасывали танцующие тени на мрачные лица моих друзей. Бебе растянулся на земле и, время от времени, постанывал.

Я вытянул руку к Малышке, чтобы прижать ее к себе, утешить, но она увернулась. Направилась к пироге и вытащила оттуда свой там-там. Она удалилась от нас и после этого начала барабанить, где-то на берегу, регулярный медленный ритм, повторявшийся все время:

"Балам, Балам, Балам! Бам, Бам, Бам, Бам! Балам, Балам, Балам, Бам, Бам!"

Я чувствовал себя паршиво. Перед наступлением ночи я собрал то, что осталось от Татаве, и мне это стоило многого. В такие моменты понимаешь, что человеческое существо состоит только из мяса, и если это ограничивается исключительно этой внешней тканью, то выглядит отвратительно. Меня преследовали воспоминания этих кусков и красных пятен на простыне, в которую я их завернул; неустанно они появлялись у меня перед глазами, и я никак не мог от них избавиться.

- Балам, Балам, Балам! Бам, Бам, Бам! Балам, Балам, Балам! Бам, Бам… - плакал там-там Малышки над рекой.

Уверенность была в одном. Никто об этом не упоминал, но я был уверен, что Пауло с Монтанем разделяли мои чувства. Оставался лишь один выход. Теперь: или М'Бумба, или мы. В каждом из нас глубоко укоренилась решимость убить, уничтожить слона любой ценой. Он обязан был заплатить за все.

Пауло вышел из прострации только затем, чтобы ужраться до потери пульса. Большими глотками он выдул прямо из бутылки все виски. Монтань пошел по его следам, но долго не выдержал и отключился прямо на стуле. Оставшийся в одиночестве Пауло продолжал пить, и той ночью он влил в себя больше спиртного, чем когда-либо в моем присутствии.

Маленькие Человечки весь вечер курили травку. Вполголоса они начали ныть мрачную, наверняка, траурную песнь. Это были гортанные звуки, ужасно гнетущие – никакого удовольствия. От всей этой атмосферы безнадеги я сбежал. Туда, к реке. Малышка все еще била в свой там-там. Я шел вдоль берега, несколько теряясь во мраке безлунной ночи, ведомый отзвуками барабана.

Обнаружил я ее в доброй сотне метров от лагеря, а точнее, его остатков. Звуки направлялись в сторону воды. Барабаном ей служил тонкий, пустой изнутри ствол дерева, лежащий на двух подпорках. Сидя на пятках, она молотила тяжелыми палками с регулярностью автомата; глаза ее были широко открыты, только в них не было какого-либо выражения. Увидав меня, она неуверенно, слабо усмехнулась. Я лег рядом.

"Балам, Балам, Балам! Бам, Бам, Бам, Бам! Балам, Балам, Балам! Бам, Бам!"

Машинально я начал выбивать тот же ритм ладонью по траве. Малышка заметила это, и мы начали играться, молотя одновременно: я по земле, а она по своему барабану. Затем она прервала свое занятие и печально объяснила мне:

- Это, барабан, значить "Прийти, прийти". В деревня, услышать. Знать плохую весть, здесь нехорошо. Они прийти. Они забрать Татаве. Я должна бить в барабан. Татаве мертвый, тут нехорошо. Мертвый хорошо, только деревня. Они прийти и забрать он.

И она снова взяла свои палки и, пока я лежал рядом с нею, барабанила всю ночь.

ААА

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Ему казалось, будто он нас задержал.

Утрата одного из наших и уничтожение практически всего имущества должно было заставить нас задуматься. Впрочем, после последнего нападения он вообще исчез из округи. Как мы совместно посчитали, слон всегда направлялся в северо-западном направлении, и не было никакой причины, чтобы сейчас он сменил направление. Казалось, что у него имеется некая заранее определенная цель, и он, наверняка, продолжал свой путь, судя, что его противники откажутся от погони. Интеллигентный, сукин сын!