Горячка - [23]

Он бросился на меня и стал обниматься, словно футболист, забивший важный гол.

- Элияс! Да ты представляешь? Ну, обними же меня! Поцеловать не хочешь? Это же приз! Выигрыш в лотерее! Достаточно лишь нагнуться. Это Пресвятая Дева положила их нам на пути! Элияс! Черт подери, Элияс, да скажи же что-нибудь! Неужели ты не доволен, или как? Ну, улыбнись же!

Монтань, который присматривался к скелетам, что были раза в два больше его, послал мне счастливую улыбку.

- Все до одной косточки на месте, - сообщил он, словно какое-нибудь грандиозное извести. – Бивни видал?

- Да ясно же, что бивни! – заорал Пауло мне прямо под ухом. – Элияс, ёбана в рот, так ты что, не поцелуешь меня?!!

Опутанный мыслью, что М'Бумба все еще на свободе, до меня слишком поздно дошло, что это за подарочек! Это были скелеты взрослых слонов. Даже старых, судя по величине бивней. По примеру Пауло я быстренько пересчитал из на наличность, и меня тоже охватила радость. Здесь было добрых несколько тысяч баксов. Что бы сейчас не случилось, результаты нашей экспедиции уже были неплохие. Уже сейчас она принесла нам больше, чем составили наши затраты. Слоновая кость, упавшая на нас прямо с неба, на долгое время решала наши финансовые проблемы.

Пауло еще долго вопил свои благодарности в адрес Святого Духа – раскинув руки, сжимая в пальцах калькулятор, он танцевал на поляне. Моя же радость продолжалась недолго. Во время бега я окончательно разбил ступню, и теперь она болела непрерывно, даже если я к ранам не прикасался.

Сидя с вытянутой ногой, я с огромнейшим трудом переубедил этого эгоиста, Пауло, оставить слоновую кость на месте; я пообещал, что мы возвратимся сюда, чтобы пилить ее и переносить завтра, после отдыха. Мысль о том, чтобы оставить здесь кучу денег, была для него непереносимой, но – видя мое состояние – в конце концов, он согласился.

После этого Пауло начал горячечно бегать с мачете вокруг поляны и лупить мачете по деревьям.

- Старик, да хватит уже, остынь! Следопыты и так завтра найдут дорогу…

- Ну нет! – визжал он, мокрый от пота. – Кто-то должен сделать знаки! Нельзя оставлять сокровища и не сделать знаков, милостивый сударь!…

В конце концов, когда он сделал громадные, белые насечки практически на всех окружавших поляну деревьях, господин Пауло согласился спрятать свое орудие и подать мне руку, чтобы поддержать. При этом он бросил последний, чувственный взгляд на скелеты и мы тронулись, держась за руки и спотыкаясь, в долгий путь, отделявший нас от лагеря.

Малышка выбежала нам навстречу, за ней Бебе; затем появилась кругленькая фигура Татаве. Их беспокоило наше долгое отсутствие – нас не было уже два дня – теперь же они еще испугались, видя, что меня поддерживают Пауло и Монтань. Малышка, наверняка, подумала, что я ранен, и, похоже, ей сделалось легче, когда она увидала, что дело было лишь в чикве, которые все еще издевались надо мной. Сразу же после того она побежала нагреть воды, чтобы сделать мне ванночку для ступней.

Благословением был момент, когда я погрузил свои костыли в тазу с горячей и благовонной водой, который Малышка приготовила для меня под москитной сеткой. Монтань посоветовал, чтобы я посидел до тех пор, пока вода не остынет, после чего с серьезной миной осмотрел мои раны. Он ощупывал большим пальцем ступню, тщательно осматривал ее, глядя над очками, делая при этом точные, профессиональные движения, а также издавая тихие, наполненные неодобрением чмокающие звуки. Потом он вздохнул, поправил очки на носу и, чтобы успокоить, послал мне чисто докторскую улыбку.

- Я дам тебе засыпку с антибиотиками. Впрочем, ничего другого у меня и нет. Да и того не слишком много.

- Ладно, засыпай.

- Вот только… Послушай, Элияс. Не кричи, послушай. В твоем нынешнем состоянии, если будешь продолжать ходить, тебя ждет общее заражение. Послушай меня. Я просто хочу, чтобы до тебя дошло: если сейчас раны не затянутся, может случиться заражение крови. Пойми меня хорошенько: так оно и будет.

Я поглядел на него, затем присмотрелся к своей ступне в тазу. Вновь я перевел взгляд на Монтаня, с его серьезной миной за очками, и пробормотал:

- Монтань, ты же это не серьезно?

- Совершенно серьезно, старик.

- Так что мне делать, доктор?

- Три-четыре дня без ходьбы, дорогой мой пациент. А больше тебе ничего не поможет. Охотиться запрещаю категорически!



Елки зеленые! Как мне все это осточертело. Вот уже десять дней я трахался в грязи, в воде, в аду этих засранных джунглей, бегал за этим ёбаным слоном как придурок – каждый божий день; я прилагал к этому все свои силы и знал, что, в конце концов, мы его достанем.

М'Бумба уставал. Вскоре он начнет делать ошибки, и вот тогда-то мы его и достанем. Это был вопрос нескольких дней. На этой чертовой охоте я отвалил кучу грязной работы, и что теперь – все должно было пройти мимо меня?

Диагноз доктора Монтаня был для меня словно удар по башке. Более угнетенный, чем ребенок, которого лишили десерта, я замкнулся в себе и долгое время ни с кем не разговаривал.

Наступал вечер, а я не тронулся с места. Пауло с Монтанем весело болтали с Лилипутами. Старик, уже вымывшийся, побритый, переодевшийся, с еще мокрыми волосами, угощал их анисовкой и, уже слегка под хмельком, бахвалился: