Горячий шоколад на троих - [11]

— Никогда не ел ничего подобного. Большое спасибо.

И он был прав. Блюдо действительно получилось восхитительным. Розы придали ему поразительно тонкий вкус.

Лепестки истолочь с анисом в ступе. Каштаны по отдельности выложить на комаль, обжарить, очистить от кожуры, сварить и растолочь в пюре. Чеснок мелко нарезать и обжарить на сливочном масле до золотистого цвета, добавить к нему каштановое пюре, перемолотую питайю, мед, лепестки роз, соль по вкусу. Чтобы соус получился гуще, всыпать две столовые ложки кукурузного крахмала. Наконец пропустить все это через сито и влить две капли розовой эссенции — ни в коем случае не больше, иначе блюдо может потерять надлежащий вкус. Довести до кипения и снять с огня. Погрузить перепелок в соус на десять минут, только чтобы они пропитались его запахом, по истечении этого времени вынуть.

Аромат толченых лепестков оказался таким стойким, что не выветривался из ступы еще несколько дней. Гертрудис должна была вымыть ее вместе с другой кухонной утварью. Этой работой она обычно занималась во дворе после каждого завтрака, обеда и ужина, попутно скармливая объедки домашней скотине. Огромные кухонные котлы и сковородки сподручней всего было мыть под колонкой. Но в день, когда подали перепелов, Гертрудис попросила Титу помыть посуду за нее, так как чувствовала, что эта задача ей не по силам: по всему телу у нее выступил розовый пот, который к тому же благоухал умопомрачительным ароматом цветов. Она подумала, что не прочь принять душ, и побежала сделать необходимые приготовления.

В задней части двора — между курятником и сараем — матушка Елена приказала соорудить незамысловатую душевую кабину. Это была небольшая коробка, сколоченная из досок. Щели между досками были такими широкими, что снаружи без особых проблем можно было увидеть, кто сейчас моется.

В любом случае это было первое в своем роде устройство для мытья в городе. Его изобрел кузен матушки Елены, живший в Сан-Антонио, что в штате Техас. Душ представлял собой деревянную коробку высотой два метра, на которой установили бак объемом сорок литров. Он работал под действием силы тяжести. Бак заполняли водой заранее. Таскать ведра по деревянной лестнице было невероятно трудно, но наградой служило наслаждение, которое ты ощущал, повернув кран и подставляя под струи все тело целиком, а не по частям, как если обливаешься из ковшика. Через несколько лет гринго выкупили изобретение у кузена за сущие гроши и, усовершенствовав, продали тысячи таких душей. Правда, уже без бака, ведь для подачи воды в них использовались водопроводные трубы.

Если бы Гертрудис только знала об этом! Ей, бедняжке, пришлось десять раз поднимать по лестнице тяжелое ведро с водой. Она чуть не лишилась чувств, ведь от нечеловеческого напряжения зуд в промежности усилился. Девушку держала на ногах лишь мечта об освежающем душе, но, к несчастью, ей не суждено было сбыться. Капли воды испарялись в воздухе, не успев коснуться тела, от нестерпимого жара, который оно источало. И этот жар был настолько сильным, что доски начали потрескивать и дымиться. Испугавшись, что может запросто сгореть в деревянной коробке, Гертрудис выскочила из душа в чем мать родила.

Тем временем аромат роз, распространяемый ее телом, разнесся далеко-далеко за пределы города и достиг поля, на котором сошлись в ожесточенной битве революционеры и федералы. Среди них выделялся храбростью тот самый капитан Панчо Вильи, который неделю назад въезжал в Пьедрас-Неграс и повстречался ей на площади. Розовое облако окутало его, отчего он совершенно потерял голову и, пришпорив коня, помчался во весь опор в сторону ранчо матушки Елены. Хуан, так его звали, бросив недобитого противника, покинул поле битвы. Зачем? Он и сам не знал. Его гнала необоримая потребность как можно быстрей оказаться неведомо где и найти там неведомо что. И это оказалось нетрудно. Хуана вел запах тела Гертрудис. Он подъехал как раз вовремя, чтобы увидеть, как она бежит нагишом через поле. И наконец понял, ради чего проделал весь путь. Этой женщине срочно был нужен мужчина, способный потушить пламя, пылавшее у нее внутри. Мужчина, который так же, как и она, нуждался бы в любви, такой, как он. Гертрудис остановилась, как только он поравнялся с ней. Обнаженная, с распущенными волосами, которые спадали до пояса, окруженная сиянием — в ней будто бы слились воедино ангел и дьявол, девственная хрупкость и сладострастие, сочившееся из каждой клеточки ее тела. К этому гремучему коктейлю подмешивалось желание Хуана, которое накопилось в нем за годы войны. Их встреча обещала быть захватывающей.

Он подхватил ее за талию, даже не сбавляя галопа, только бы не терять зря время, посадил на круп перед собой, но так, чтобы быть лицом к ней, и помчал. Лошадь, по-видимому, тоже следуя некоему приказу свыше и будто точно зная, куда ехать, продолжала скакать, хотя Хуан отпустил поводья, чтобы как можно крепче прижаться к Гертрудис и слиться с ней в бесконечном поцелуе. Копыта стучали в такт ритму, в котором двигались их тела в отчаянном и опасном для жизни акте совокупления. Все происходило так быстро, что отряд, посланный за Хуаном, так и не смог его догнать. Пришлось им поворачивать назад и возвращаться в расположение части, чтобы доложить: их капитан в ходе битвы тронулся рассудком и дезертировал.