Горячие точки - [150]

– Командир, ты мои берцы не видел?

– Ну, вот же стоят – Змей с презрением ткнул пальцем в пару чумазых ботинок, стыдливо съежившихся рядом с начищенными командирскими собратьями.

– Да нет, это не мои.

– Может, Танкист спросонок перепутал? Сейчас вернется.

– У него нога на два размера меньше, он бы из моих выпал.

– А у тебя какой?

– Сорок третий.

– Ну вот же – сорок третий...

– Да не мои. Ты что, командир? У нас же с тобой «Кедры» хромовые, а это – говнодавы юфтевые...

Тут Танкист вернулся. В руках сияющие берцы держит.

– Командир, Граф просил его ботинки вернуть, а если твои не просохли, эти возьми. У них какие-то чужие приблудились.

– Ой, едрена шиш... Так это что же получается... Это я с шести утра Агате обувь драил!

Ну, в общем, с неделю потом доставали «сокамерники»:

– Командир, автоматик не почистишь? Змей, тельничек не постираешь?

Ну, понятно, и комендантские после размена ботинок от души повеселились.

Да и Бог с ними! Смеются друзья – значит, живы! И самого смех от этой истории пустяковой разбирает. И готов каждому из них лично берцы надраить, лишь бы они в тех берцах своими ногами домой вернулись.

* * *

Пыль в Грозном особенная. Это не просто пыль. Это какая-то особая субстанция, впитавшая в себя весь надоедливый кошмар войны. Перемолотые в труху кирпичи, цемент и осколки бетона. Сгоревшие и сгнившие человеческие тела и трупы животных. Разбитые в микроскопические щепки деревья и обращенная в пепел трава. Все это, высохнув под беспощадным солнцем и смешавшись с выхлопными газами техники и сажей от пожарищ, растирается сотнями тысяч ног. А затем, вновь и вновь пропускается через жернова гусениц и колес и удушливыми, непроглядными облаками зависает над городом.

Пыль проникает повсюду. Перекрашивает в серый матовый цвет вороненые орудия убийства. Облепляет двигатели техники, забивает фильтры, клубится в кабинах и салонах. Смешавшись с потом, бурыми потеками разрисовывает и смуглые лица местных жителей и свежие румяные щеки молодых солдатиков, только вчера прибывших в Чечню откуда-то с Севера. Грязными сгустками вылетает из надсадно рвущихся легких и на судорожном вдохе снова вливается в них ядовитым облаком.

Черные трикотажные маски, зеленые косынки, лоскуты марли и даже респираторы – лишь временное препятствие для нее. Тончайшая липкая пудра, оклеив все лицо по периметру этих приспособлений, неизменно находит бреши и тонкими плотными линиями протягивается от них к углам губ и крыльям носа.

Змей с полчаса отхаркивался и фыркал возле умывальника, с наслаждением полоскал прохладной свежей водой слипшиеся под шлемом волосы, пригоршнями плескал ее на грудь и плечи, смывая пот и грязь с незагоревшей, молочно-белой кожи.

Все-таки, какой кайф, когда с водичкой проблем нет. В апреле, в первой командировке, за щелочной водой из горячих источников каждый раз, как на спецоперацию собирались, чтобы на засаду не нарваться. Готовили на ней, пили ее. А в ней тельняшку без щелока и мыла стирать можно. Зубы сыпанулись тогда почти у всех. Змей вспомнил, как у него в куске хлеба обыкновенного передний зуб остался. Отломился у основания, словно скорлупка яичная. Машинально потрогал языком фарфоровую обновку. Спасибо Ольге с Виталей. Супруги – протезисты, друзья хорошие, успели до отъезда командиру приличный вид вернуть. А главное – возможность жевать по-человечески. На манной кашке при таких нагрузках долго не протянешь.

Наскоро обтершись полотенцем и весело напевая, Змей снял висевший на сучке дерева китель камуфляжа, встряхнул его и растерянно выругался: взвившаяся пыль мгновенно облепила еще влажное тело.

– Во, елы-палы! И откуда тебя столько, зараза серая! Серега, давай еще воды.

Впрочем, маленький инцидент не испортил настроения. Сегодня удалось вырвать в ГУОШе «полевые-гробовые» за десять дней. Суммы не Бог весть какие, но ребятам на «Сникерсы» и шашлыки хватит. Скучновато на одних стандартных армейских харчах-то.

– А кстати, что там сегодня на обед? Жрать хочется, как зимнему волку! На часиках-то уже семнадцать тридцать, почти десять часов после завтрака прошло. Что ж там Мамочка утром затевал, когда я уезжал? С такой хитрущей мордой напутствовал: «Командир, сегодня к обеду не запаздывай!»

Змей обошел молочно-полиэтиленовую стенку у входа, поднялся на второй этаж, в столовую и, остановившись на пороге, улыбнулся:

– Эй, шеф, в ваш ресторан без галстуков пускают?

– Что вы, как можно? Ну разве что для господ офицеров исключение! – И Мамочка, обернув руку полотенцем, с видом заправского официанта сделал приглашающий жест.

Составленные в ряд исполосованные, почерневшие, кое-как отмытые в первые дни столы теперь были покрыты все той же полиэтиленовой пленкой. Своей сияющей чистотой она мгновенно вернула былой стерильный вид помещению, в котором когда-то бойко стучала ложками перемазанная манной кашей ребятня.

– Обед командиру! – Торжественно провозгласил находчивый «шеф» – не по-старшински молодой, но крепкий телом и всегда энергичный, получивший свою кличку за детдомовское прошлое и любовь к разного рода авантюрам.

Тут Змей рассмеялся уже в полный голос. Из-за ряда шкафчиков, отделявшего от столовой небольшой хозяйственный закуток, грациозно покачивая бедрами, выплыл кухонный наряд: два здоровенных детины в камуфляжных брюках, сине-белых тельняшках и кружевных фартучках. У одного на розовом фартучке красовались надписи «КЕФИР», у второго – на голубом – «МОЛОКО».