Горячие точки - [137]

Свой окрик вахтерша изобразила так образно, что глаза у Лариски округлились, а черные жиденькие усики над толстой губой хищно вздрогнули.

– У него, наверное, и нож был? – свистящим шепотом предположила прапорщица, участливо заглядывая в лицо своей подруги.

– Хорошо, что не было! – понизила та голос. – Только я крикнула – он кувыркнулся вперед и, как кошка, в мою сторону прыгнул. А на лету ногой разбил тумбочку; видишь, обломки лежат. Так что отпереться ему не удастся, когда рапорт мой будут рассматривать.

– Вот ужас-то! – Ларискины глазки изображали сочувствие, а нетерпение уже толкало побыстрее оказаться на хоть и не очень обременительной, но такой нелюбимой работе. Да от этой новости весь округ закачается! Но она все же нашла в себе силы дослушать вахтершу: как та испуганно спряталась в комнате и потом до утра глотала валерьянку.

Но Лариску ждало жуткое разочарование. Когда минут через десять (сверхрекорд), грохоча тяжелыми туфлями, она выскакивала из своих дверей, Иванов стоял в служебной комнате и, опираясь на барьер, мирно беседовал с вахтершей, так сильно напуганной им ночью. Та улыбалась и медленно рвала какой-то лист бумаги.

– Рапорт! – Лариска чуть не задохнулась от обиды и возмущения. – Все. Ведь за скромной внешностью – никакой сенсации. Кто ж поверит, если вахтерша не подтвердит? Он загипнотизировал ее, что ли?

Как ни странно, но Лариска попала в самую точку. Ведь за скромной внешностью майора скрывался грозный воин, освоивший могучее искусство ниндзюцу в совершенстве: не только смертоносный рукопашный бой, но и умение незаметно, почти невидимо проникать и внедряться куда угодно, а также воздействовать, в случае необходимости, на людей независимо от их воли...

Может, поэтому начальство не замечало его запойных дней, хотя сумасшедший и, в общем-то, дурной ритм службы не позволял отделу расслабляться даже по выходным. И никто не поверил бы, что этот всего пару лет назад прибывший из жаркой Туркмении и никогда, даже в компаниях, не употребляющий спиртного офицер может выпить не одну бутылку водки. Никого не удивляло то, что он однажды твердо «попросил» использовать по назначению положенное на спортивную работу время. Ну, уходит куда-то парень, с кем-то там сражается в парке, что ж тут такого. Но чтобы «обижать» честную компанию, а потом втихаря глушить спир-тягу, этого бы никто не понял...

...День пролетел незаметно. И он опять сидел по-туркменски на старом ковре в своей убогой комнатушке. И опять плакал, пиалу за пиалой проглатывая горькую жидкость. Ночная тишина душного августа не приносила ему ни сна, ни отдыха. Он опять был там, в далеких, раскаленно-знойных туркменских горах, и с высоты птичьего полета зорко вглядывался в черные извилистые трещины мрачных ущелий, гигантской паутиной опутавших знаменитый район «Золотого треугольника».

Когда-то лучший и единственный друг Михаила – Иван Дорофеев научил его этому необычному и неведомому для всех методу вычисления времени и пути контрабандных наркокараванов, ползущих по многочисленным тайным тропам на стыке границ Туркмении, Афганистана и Ирана. Благодаря ему была поставлена под угрозу срыва вся отлаженная десятилетиями стройная система поставки наркотиков из Афганистана и Пакистана. Не один наркокурьер или «приближенный» пал не от пуль пограничников, а от руки своих же хозяев, обвиненный в предательстве.

Может, оно и имело место, это предательство, но было, во всяком случае, неумышленным. Не зря ведь добродушный голубоглазый увалень Ваня превращался в крепкого бородача-афганца и пропадал неделю, а то и больше в одному ему ведомых пуштунских кочевьях. И ни одна контрразведывательная «баба Яга» не могла учуять его русского духа.

Наверное, судьба Дорофеева миловала, а скорее, выручали его острый ум и высочайшая подготовка: наблюдательность, глубочайшие знания восточных обычаев и языков, почти звериное чутье и интуиция. Все эти качества, а также недюжинные способности Ивана к гипнозу позволяли их разведгруппе решать задачи зачастую без боя.

Так было и в тот июльский день, когда неизвестные, прорезав кусачками дыру в электросигнализационной системе на участке Тагтабазарского погранотряда, на каком-то мощном мотоцикле прорвались далеко в глубь туркменской пустыни.

Дорофеев долго изучал карту местности и советовался с ребятами из Туркменского комитета безопасности. В задумчивости сидел с закрытыми глазами. А потом резко встал: «Поехали!»

И надо же, он вывел свою группу прямо к полуразрушенной ферме, жители которой рассказали о двух неизвестных, пару часов назад подходивших в поисках воды и какого-нибудь транспорта. А потом эти люди, очень уж похожие по повадкам на афганских моджахедов, ушли на кошару к Амангельды, у которого имелся старенький «уазик».

– Ребята, по всему видать, серьезные, и задача у них более сложная и важная, чем простая перевозка наркоты, – сделал вывод Иван, выслушав фермеров и задав им несколько, казалось бы, не относящихся к теме вопросов.

Палящее солнце упало за дальние серо-желтые барханы, когда пограничники, укрываясь за чахлыми деревцами саксаула, где перебежками, где ползком окружили войлочную юрту. Дорофеев, став благодаря чабанскому наряду настоящим туркменом, зашагал к белеющим у загона овцам. Выскочившие было навстречу ему огромные лохматые алабаи – туркменские овчарки были остановлены криками подбежавшего подпаска. Следом вышел и сам Амангельды, пригласив путника в юрту.