Горячие сердца - [33]

Начиналась небольшая болтанка — предвестник приближения к грозовому фронту. Николай вызвал штурмана. Он знал его хладнокровие, точность и настойчивость. На него можно было положиться. Хотелось посоветоваться.

— Сколько до контрольного этапа?

— Одна минута, — ответил штурман.

Минута! Это ничтожно мало. В линейном измерении при таком ветре это приблизительно два с половиной километра. А молния уже тут, совсем за бортом. Болтанка переходила в ощутительную трепку, опасную для машины.

Начался прирост высоты. В короткий промежуток времени корабль при горизонтально положенных рулях сам набрал двести метров.

Качка становилась отвратительной. Перед глазами стояла черная, как смола, грозовая облачность, раздираемая огненными мечами молний. Предстояло войти в нее. С том, как велики броски самолетов, Николай мог судить по ведомому: он то появлялся справа и много выше крыла, то исчезал под ним, как в пропасти.

Внимание Николая было раздвоено между циферблатом часов и надвигавшимися на корабль ослепительными полосами разрядов. Вопрос сводился к тому, кто скорее пройдет расстояние до точки, где скрещивались пути самолета и грозового фронта, — Николай или гроза?

Наконец-вспышки молний начали отодвигаться к левому крылу. Они уходили с курса. Вот они уже на траверсе. До исхода минуты, назначенной штурманом, осталось пятнадцать секунд. На пятнадцать секунд корабль опередил грозу. Теперь уже ничто не мешало Николаю точно положить корабль курсом на цель.

Качка с каждой секундой ослабевала. Николай передал управление второму пилоту и отер пот, струями катившийся за воротник. Сняв шлем, огляделся по сторонам. Где-то слева и сзади чудилось, а может быть, и действительно было видно при свете удаляющихся молний озеро Буир-Нур. Впереди стояла непроглядная темень. Николай перегнулся через борт и, подставив голову ветру, напряженно вглядывался в землю. Ему начинало казаться, будто он видит дорогу, какую-то воду, овраги. Он закрывал глаза и вглядывался снова: видения пропадали.

Из носовой рубки высунулся штурман и крикнул:

— Сейчас пересечем Халхын-Гол! И через девять минут — цель.

Николай удовлетворенно кивнул и взялся за управление.

— Передай об этом всему экипажу! — также во весь голос закричал он штурману.

Тот уселся писать записочки.

Потом штурман ушел к бомболюку проверить бомбы, снять чеки.

Гастелло вглядывался в темноту, отыскивая ведомого. По яркому пламени выхлопа сделать это было нетрудно. Лететь так над противником было недопустимо: с земли бы заметили. Николай подал едва уловимый сигнал светом и увидел, как синие языки у патрубков ведомого укоротились. Одновременно ведомый увеличил дистанцию. Николай тоже убрал пламя выхлопа. Оставил только короткие, едва заметные вспышки, чтобы дать возможность ведомому видеть его самолет. Иначе найти друг друга в темноте было бы невозможно.

Николай уменьшил свет в кабине.

Посмотрел на часы: время быть Халхын-Голу.

Выглянул за борт и, напрягая зрение, с трудом различил едва уловимую ленточку реки.

Гастелло подавил незаметно подкравшееся волнение. Передав управление второму летчику, приподнялся и стал вглядываться вперед, во тьму ночи.

На земле показались вспышки частых орудийных выстрелов. Как короткие ленты шутих, вспыхивали и снова гасли пулеметные очереди. Это был фронт. Далеко впереди Николай увидел тонкий столбик лилового света, упершийся в небо. Столбик покачался, пошарил в облаках и погас. Прожектор был расположен где-то очень далеко в японском тылу.

Самолеты летели над фронтом. Как по команде, погасли вспышки японских батарей: видно, услышали над собой гул. Блеснул второй луч прожектора, теперь уже близко. Штурман успел его засечь.

— Прожектор — у Буир-Нура, — доложил он. — Довернуть?

— Довернем.

Огоньки орудийных выстрелов и вспышки разрывов уходили под крыло. Скоро они остались позади.

Фронт был пройден.

Под кораблями опять была непроглядная темнота.

Перед Николаем на приборной доске засветился зеленый огонек: штурман требовал доворота вправо. Но прежде чем Николай успел выполнить это требование, его ослепило сияние дисков вращающихся винтов, и узкий луч света прошел сквозь прорезь в полу. В хвост самолету светил японский прожектор. Николай поймал себя на рефлекторном движении — уйти в сторону от луча, но отклоняться от курса было уже нельзя. Ведомый, наверно, даст прожектору хорошую порцию. Однако еще до того, как ведомый поравнялся с прожектором, Николай отметил несколько пулеметных очередей своих собственных стрелков. Прожектор тотчас погас.

Перед Николаем засветился красный глазок: штурману был нужен доворот влево. Через десять секунд из штурманской появился и сам штурман; сдерживая улыбку удовольствия, он дал курс на Янь-Ху и снова исчез в носовой части.

Гастелло плавно вел свой корабль. В поле зрения попали многочисленные вспышки на земле и над нею: зенитки били по второй паре советских кораблей. Гастелло передал управление второму летчику и, высунувшись за борт, стал считать вспышки выстрелов.

Один... два... шесть... тринадцать...

Невероятно! Такого количества орудий у японцев не могло быть.