Горячее лето - [9]

— Товарищ Егоров, что же вы заставляете комсомольца сидеть сложа руки? — спросил Мироненко.

— Как так?

— Ждет вас. Время теряет. А потом ему будет стыдно посмотреть в глаза приятелям из бригады Костюка. Они же не останавливаются!

— Сами видите, Федор Иванович: угол, — оправдывался бригадир. — Не шутки. Углы я сам выкладываю. Боязно как-то доверить.

— А ты, Проскурин, что же — не умеешь? — спросил Карпов, чтобы подзадорить парня.

— Умею, — ответил Проскурин твердо. — Два года учился, почти год работаю. Бригадир зря нас… мальчишками считает! — Парень обидчиво отвернулся. Ему и в самом деле было не больше восемнадцати.

— А ну-ка, покажи.

Мироненко оживился. Со строительством он знаком с детства. Его отец, крестьянин-безлошадник, был отличным плотником и кормил семью не столько землепашеством, сколько плотничным ремеслом. Отец выучил своему делу сына. Уже подростком младший Мироненко умело орудовал топором. А впоследствии, в годы первой пятилетки, Мироненко целиком отдался строительству. Он работал на многих стройках Сибири и владел не одной строительной специальностью.

Проскурин нерешительно посмотрел на Егорова. Тот кивнул: давай, мол, раз начальство приказывает.

Мироненко с Карповым наблюдали за молодым каменщиком. Егоров в качестве подручного подавал ему кирпичи.

— Давай подавай, — торопил парень, раскрасневшись во всю щеку.

— Стоп! Кирпичи кончились, — выпрямился Егоров.

— Во… Всегда так. Только разработаешься, смотришь — то кирпичей нет, то раствора, то к углу подошел… Эх! — Парень досадливо махнул рукой.

— Всегда? — спросил Мироненко.

— Не мели лишнего, Петро, — строго сказал бригадир.

— Как же лишнего, дядя Егорыч? Этак мы никогда не станем первыми…

Петр провожал начальство вопросительным взглядом. Егоров молчал, потупившись.

Хазарова Мироненко с Карповым увидели на одном из домов. Опуская отвес, он кричал:

— Качество! Где качество?! Где у вас совесть? Любовь где? Без души работаете. Разобрать заставлю!

— Эка ваш начальник чешет, — усмехнулся Мироненко. — Хлопотливый человек.

— Удивительный человек, — сказал Владимир.

Хазаров прыгнул на землю с проворством юноши.

— Здравствуйте, Федор Иванович. Кстати подошли. Жаловаться хочу.

— Опять жаловаться? Надоело. Лучше хвастайте успехами, Платон Петрович.

Перед Мироненко Хазаров чуть рисуется. Он не преминет подчеркнуть: я ж один здесь, один-одинешенек горю на работе…

Хазаров был готов обидеться, но Мироненко не дал ему говорить. Он указывал по сторонам. Тут катят лес, бочки с цементом. Там несут раствор. На подсобные работы отрываются специалисты — и плотники, и каменщики.

Хазаров топтался на месте, не решаясь начать обычные жалобы. Он посматривал на сурового, сердитого Мироненко, который упрекал, корил взглядами и жестами. «Уж лучше бы говорил, бранился, что ли!» С ним всегда трудно разговаривать, почти невозможно спорить. А стоять так вот и ждать — совсем скверно.

— Стыдно смотреть!

Это «стыдно смотреть» было сказано так, что обоим руководителям стройучастка в самом деле стало очень неловко. Хазаров покосился на Карпова, потом перевел взгляд на Мироненко.

— Помогите нам добиться транспорта, — угрюмо проворчал Хазаров.

— Автомашины? А где их взять? Всего два года, как с войной покончили. Других возможностей не искали?

— Построить узкоколейку, — коротко обронил Владимир, стараясь не смотреть на своего начальника. — Единственный выход.

Эта мысль в последние дни не давала покоя Карпову. Но вторично спорить с Хазаровым один на один не хотелось. Сейчас он воспользовался случаем.

— Полагаю, что это нецелесообразно, — медленно, с расстановкой начал Хазаров. — Вложить средства и труд… Увеличить накладные расходы. Рабочую силу отвлечь…

— Все окупится сторицей, — возразил Карпов.

Спор сразу принял острый характер. Оба старались скрыть недовольство друг другом, но от Мироненко оно ускользнуть не могло. Он заметил, как в Хазарове зреет раздражение, как потемнели глаза Карпова.

— Что же, бросить дома и начать строить… железную дорогу? — съязвил Хазаров.

— Однажды потратимся, а сто раз выиграем.

— Друзья, — вмешался Мироненко, — если не полагать, не гадать, а посчитать? Техника любит счет.

— Мы прикинем, Федор Иванович, — быстро ответил за двоих Карпов, делая вид, будто не заметил энергичного отрицательного жести Хазарова.

VII

С жаром принявшись за расчеты, Владимир был обескуражен: работы оказалось не на два-три часа. Весь вечер просидел он над книгами и таблицами со счетной линейкой.

Мать качала головой:

— Безжалостно здоровье свое расходуешь, Володя. Желтеешь, сохнешь, как осенний лист. На войне маялся. Завоевал право…

— Завоевал право строить, мама.

— Строй ты, пожалуйста, днем. Вечера хоть оставь для себя.

Она, пока свободная от работы, старалась кормить сына обильно. Кстати, за тридцатку она приносила с рынка ведро картошки, а в Ленинграде за эти деньги можно было купить килограмм или полтора, если помельче.

Ей казалось, что он и румянец потерял и в весе сбавил. Даже веснушки около носа заметней высыпали, как в детстве. И от этого сын был для матери еще дороже, еще краше.

Мама немного ворчит, но это просто так, по привычке, для порядка. Она сама любит работать без оглядки.