Горячее лето - [22]

— Вы знаете, на июнь нам… — заговорила девушка.

— Знаю: на двадцать пять процентов увеличили программу.

— Вы хорошо информированы.

— Справитесь?

— Попробуем.

— А на тридцать?

— Зачем нам продолжать беспредметный разговор?

Последняя фраза была сказана резко. У Владимира на щеках проступил слабый румянец.

Чуть подумав, Антонина Федоровна смягчилась.

— Идемте, я вам все покажу.

Они пошли участком. С жужжанием, с визгом, со звоном круглые дисковые пилы резали дерево. На станках строгались доски. Транспортер подавал заготовки на сборку.

— Механизация, — одобрительно сказал Владимир, — поточное производство.

И тут же он, отбросив стеснение, с жаром стал говорить спутнице, что примерно такой же поток он хочет создать на стройке домов. Только двигаться будут не детали, а люди и машины. Для этого…

Девушка слушала внимательно, но ответила твердо:

— Не могу.

— Хорошо, пусть не можете. Но хотите помочь поселку?

— Людей мало.

— Отлично. Я вам пришлю двух плотников. Идет?

— А площади? Где их взять?

— Уплотниться.

— Легко сказать!

— Антонина Федоровна, вы можете…

— Не могу, — отрезала она. — Вам все отказали, я вы пришли ко мне попытать счастья?

— Ивянский предложил выяснить на месте.

— Тогда понятно. Вот мы с вами и выяснили.

Владимир умолк. Ясно, что продолжать бесполезно. У Антонины Федоровны пролегли складки от носа к уголкам губ. Где он видел эти твердые складки? Знакомые складки. И в них написан отрицательный ответ…

Карпов забыл попрощаться. Он быстро прошел цехом, столкнулся с сутулым курносым начальником.

— Что вам сказала Антонина Федоровна? — спросил, тот и, услышав ответ, развел руками: — Вот видите? Я так и знал.

«Девчонка ваша Антонина Федоровна, вот кто, — зло думал Карпов, покидая приятный на вид, но не гостеприимный деревообделочный цех. — Она, видите ли, не может… Она!»

XVII

Тихо, торжественно стоит лес, не шевелит ни одной веткой. Воздух пропитан запахом молодой хвои и ранних цветов. Солнце теплым светом обливает красно-бронзовые стволы сосен. И чудится, будто зажглись светло-зеленые свечки молодых сосновых побегов.

Где-то невдалеке мерно долбит кору дятел; его стук отдает легким звоном.

Дальше — тонконогий сплошной подлесок, густой, как частокол — и вширь и вглубь.

Внезапно — два неба: одно вверху, синее, другое внизу, голубоватое, с блеском, с опрокинувшимся замершим лесом. По берегам озера — буйный ивняк, перемежаемый зарослями благородной седовласой облепихи. И золотистая россыпь огоньков-купальниц. В редколесье, на полянах — густые калиновые кусты с белыми запашистыми соцветиями, колючий боярышник, черемуха, унизанная еще зелеными пока ягодами.

Экое богатство кругом: вечно обновляющийся лес, сибирская тайга… Экая красота!

— Малина! — удивилась Маня Веткина. — Не знала, что в тайге бывает малина.

Она стояла с охапкой огоньков возле малинника, усеянного невзрачными бело-серыми цветочками, и слушала, как музыку, равное, неумолчное гудение пчел.

Что-то треснуло в малиннике. Маня попятилась. Владимир взял ее за руку, она руку не отняла. Так и пошли они, взявшись за руки, молча, прислушиваясь к тихим лесным шорохам, к птичьему пересвисту.

Поразительны сибирские контрасты. Только вчера, в субботу, была буря. Маня приехала на Степной, когда заводской гудок возвещал конец рабочего дня. Ветер от минуты к минуте набирал силу. Он стремительно гнал темные низкие тучи. Гудок срывался, задыхался, захлебывался.

Никодимов метался с кольями.

— Мария Игнатьевна! — крикнул он. — Людей нужно, людей…

Березки гнулись, как былинки. Молоденькая листва билась, шелестела тревожно, точно просила о помощи. Казалось, новый порыв ветра сорвет листья и унесет их с собой.

Маня увидела Костюка.

— Федор, помогите нам!

Он посмотрел взглядом, пугавшим и одновременно чем-то привлекавшим ее.

— Это непременно надо?

Ослепительная молния не сверкнула, а хлестнула плетью, разрезая тучи. Гром и ливень ударили одновременно. Костюк подхватил охапку кольев и топор.

— Бегите в дом, в ЖКО, — сказал он, на мгновение склонившись к ее лицу, и пошел в ливень.

Маня побежала к проходной завода.

— Посадки гибнут! — крикнула она. — Идемте!

За ней двинулось десятка два людей. Никодимов раздавал колья, топоры, веревки.

Владимир со стройки увидел, как буря рвет деревья. Поперек дороги, словно трупы, падали вывернутые с корнем самые крупные березки.

Через минуту он изо всех сил держал сильно вздрагивающее дерево, пока незнакомый ему человек, в рабочем промасленном пиджаке, с суровым лицом кузнеца или литейщика окапывал стойку, устраивал к ней подпорку, привязывал деревце. Движения рабочего были точными и напряженными, как у наводчика во время артподготовки. А гром действительно грохотал беспрерывными залпами.

Кузнец увлек Карпова за собой. Порывы, налетавшие со свистом, с воем, заставляли их останавливаться, пригибаться, чтобы не упасть. В лицо хлестало косым дождем и еще чем-то твердым, острым, колючим.

Они переходили от дерева к дереву, пока кузнец, убедившись, что повсюду посадкам помощь оказана, не крикнул: «До свидания, товарищ!» — и не исчез в ливне.

Да, контрасты… Это было вчера. А сегодня…

Тишь, лесная, озерная сверкающая гладь, небо бездонное, бескрайнее — хорошо!