Горячая зимняя пора - [31]

– Смотри. Костры. – Я ткнул винтовкой в сторону пары огоньков на далеком берегу. – Ни хрена они не боятся, сидят и костры палят.

– Ну, они нас днем ждут, – хмыкнул Сохатый и взял у меня подзорную трубу, которую я вытащил из чехла.

– Эй, я сам еще не смотрел, – возмутился я, но не слишком сильно и не слишком громко.

Переселенки в санях спали. Дрыхли как сурчихи, посапывали как ангелочки, смешно чмокали губами и порой что-то про себя бормотали. Не девушки – просто прелесть. Когда вот так спят.

– Тшш. Спи. – Я укрыл одну из китаянок толстым одеялом и подоткнул края. – Спи.

– Что там? – негромко поинтересовался Семен, чуть понукая лошадей.

– Костры. Ждут нас, Сеня, ждут. И как назло, ясно. Нам бы снежок, чтобы следы запорошил. А тут – вон, вызвездило. – Я глянул на огромное, битком набитое звездами небо. Над нами плыла орбитальная станция. – Тьфу, нечисть! Чтобы вас там прихлопнуло!

– Не злись, Матвей. Там люди просто делают свою работу, – усмехнулся возничий, поправляя винтовку и вытаскивая револьвер из-за пазухи. Прокрутив звонко прощелкавший барабан, Семен вернул свой пистолет на место и поглядел на мерцающие костры. – Ждут, говоришь. Ну, будем надеяться, что у них мозгов не хватит сюда метнуться, проверить. Все-таки километров шесть есть точно.

– Метнутся, Сень. Обязательно. Вопрос не в этом. Вопрос – когда? – Я встал и долго глядел на противоположный берег. Там, ниже по течению, наш дом, там меня ждут.

А прямо напротив, на заснеженной поляне, вокруг двух костров, спят в шалашах те, кто готов и хочет нас убить. Уже попытались, но не вышло. И готовы рискнуть еще. Все-таки какая сволочь нас продала?

Мимо меня проезжали сани со спящими девушками, лошади фыркали, дышали паром. Так же парило изо рта у мужиков с винтовками, идущих рядом с санями, сидящих на облучках.

На небесах сияли звезды, отражались и переливались в снежинках и инее, выпавшем на деревьях. Ветви сосен и елей тяжело обвисли под снежными шапками, сначала было подтаявшими, а потом схваченными морозом.

Обоз шел всю ночь. Девицы в этот раз даже до ветру на ходу не просились, они по моей просьбе почти не пили перед ночным марафоном. Хватило короткого отдыха, когда лошадкам дали недолгий роздых. И позднее зимнее солнышко встретило нас примерно в сорока пяти километрах от той поляны, где горели костры бандитов.

Я поймал себя на мысли, что причисляю себя и моих товарищей к хорошим и законопослушным парням. И смех и грех: законопослушные убийцы и грабители. Что поделать, эта планета быстро выстроила всех по своим законам.

– Стой! – Я встал в санях, подняв руку. – Шабаш, становимся на дневку! Сеня, правь туда, смотри, какая бухточка. Только осторожнее, смотри, на родники бы не наехать. Давай я вперед пойду. Пешню передай.

Тюкая в лед перед собой стальным острием, я дошел до берега. В одном месте лед был тонким, пришлось искать обход. Точно угадал – или родники, или суводь. Размыло лед снизу. Выйдя на берег, я срубил сосновую ветку и, вернувшись, воткнул вешку.

– Ко мне правь! – Я встал на кромке льда и помахал рукой обозу, откуда с саней выглядывали любопытные и сонные мордахи переселенок.

Далеко в глубине леса послышался хруст снега и треск тонких побегов. Оглянувшись, я предупреждающе поднял ладонь и, сдернув с плеча марлин, присел за старой рухнувшей деревяхой. Через несколько минут на меня свежий ветер вынес весьма ощутимый запах оленьего стада. А еще через пять минут на поляну вышли олени. Как раз те, с клыками. Здесь их «мускусный олень» называют, из-за особой железы.

– А ну пошли!

Я встал из-за выворотня и грозно махнул на них рукой, но олени только чуть подались назад, сторожко поводя ушами. А потом старшая самка решила, что тут они главные и нужно прогнать непонятного двуногого. И скакнула вперед, легко и грациозно.

И рухнула наземь с перебитым тяжелой свинцовой пулей сорок пятого калибра шейным позвонком. Выстрел неожиданно громко хлопнул по ушам, а оставшееся стадо резко рвануло в лес и исчезло, оставив после себя запах свежего навоза.

– Ну вот, ужин. А это еще что? – Я с удивлением обернулся к обозу. Несколько девиц блевали, перегнувшись через борта саней.

– Надо же, какие вы неженки все же. – Я усмехнулся, вылавливая в немалом котле кус мяса и тыча в него острием ножа. Нет, пусть еще поварится какое-то время. – Полина, вы же в Медвежьем и мясо и рыбу ели, и все нормально.

– Матвей, ты не понимаешь. – Морозова слегка неуклюже из-за связанных рук поставила стопку деревянных чашек на грубый стол, собранный из тонких стволиков осин и застеленный парусиной. – Девушки да, кушали все это. Но при них не убивали вот так, кроваво, такого красивого зверя. Ты же видел, как из шеи кровь хлестала.

– И это опасные преступницы. Убийцы и разбойницы, – хмыкнул Семен, ставя на стол мешок с сухарями из пшеничного хлеба. – Поленька, вы меня поражаете в самое сердце. Вы такая нежная и ранимая.

– Не юродствуй! – Голос девушки мгновенно построжел. – Я – не они. Я с Матрены, выросла на ферме. И… хотя это только мое дело. Но не считай меня городской неженкой, Семен!

– Ну, я хоть городская, но не неженка, – это Кетлин на пару с Грессией принесли грубую лавку из расколотого пополам бревнышка и поставили около стола. – Правда, оленей у нас не было, но на диких собак охотились, бывало. На нижних уровнях собачьих стай хватает. Эх, и барбекю делали… – Девушка мечтательно прищурилась.