Горы поют - [7]

— Гей, секи ее! — закричали те и погнали быстрее. А я побежала за ними, споткнулась, и упала на камень, и горевала там до ночи…»

V

Померкло в памяти, стерлось все. Даже то, что называют незабываемой первой любовью. Почему ж эта случайная встреча, один взгляд — почему он не меркнет и, чувствую, никогда не померкнет?

Ты как живая. Потому что далекие Рудные горы всюду идут за мной, приближаются с каждым днем. Вижу их, они уже не забиты снегом, а зеленеют, согретые весенним солнцем, и поляны, как синие озера, зацветают первым цветом весны, который по-вашему называется «не́бовый ключ».

Я закрываю глаза и вижу: ты опять ступаешь на деревянное резное крыльцо в легком белом платье с черной повязкой на рукаве и смотришь вниз, за Модры Камень, где когда-то проходила наша оборона. Теперь всюду проросла буйная трава. Уже через бывшую нейтральную зону едут по асфальту словаки. Едут и смотрят, как поднимается над землей и, поблескивая, тянется к солнцу виноград.

В такие часы мы часто встречаемся с тобой и, усевшись на теплом камне, подолгу разговариваем:

ТЕРЕЗА. Где вы так долго были?

Я. Все уже кончилось. Теперь нас ничто не разлучит.

ТЕРЕЗА. Никогда?

Я. Никогда.

ТЕРЕЗА. Как это хорошо, что мы будем всегда вместе! Я так долго ждала вас после той зимней ночи: мне кажется, не меньше тысячи лет!

Я. А мне кажется, что я столько же шел к тебе.

ТЕРЕЗА. Дайте мне вашу руку. Вы чувствуете, как эта тысяча лет переместилась? Теперь она впереди нас, правда? Пока будут зеленеть эти горы и светить солнце, мы будем жить. Мы так богаты!..

Я. Никуда мы теперь не будем спешить, как тогда зимой. Тогда мы не успели и поговорить. Лютый ветер бесновался в скалах, он мешал нам.

ТЕРЕЗА. Теперь у нас есть время. Сейчас я вам доскажу все, что не досказала тогда. Слышите? Потрескивают зеленые хребты гор, греясь на солнце. А небо над нами, весеннее и высокое, гудит от ветра, как голубой колокол. Слушайте!..

НА БАЛАТОНЕ

Маргит сидела на берегу с ребенком на руках. Было тоскливо и безлюдно, как на краю света. Глухо вздыхали волны белые чайки тревожно носились над озером.

Когда же он там распродаст свой виноград?

Прошло уже больше часа, как старик Шандор причалил к береговому камню и, попросив Маргит присмотреть за веслами, подался на станцию с двумя корзинами винограда. Ах, этот Шандор!.. Прослышал где-то, что сегодня из Чиофока в Советский Союз отправляется эшелон демобилизованных бойцов, и он уже тут как тут. Вспотевший, запыхавшийся, примчался на своей лодочке с того берега, только бы завести с военными коммерцию и положить себе в карман лишний пенго.

На станции гремит оркестр. Не впервые гремит он так в эту осень. Третьего дня тоже отправился отсюда эшелон демобилизованных, его повел паровозный машинист Витез Молнар, муж Маргит. Когда он вернется? И чует ли в дороге его сердце, какое горе постигло здесь его жену и их маленькую Эржи!

Недалеко, за деревьями, маленькая станция. Сквозь просветы в покрытом осенней позолотой парке Маргит видит украшенный флагами двухэтажный серый вокзал, красную трибуну в центре перрона и на ней советского офицера, который, жестикулируя, держит речь перед выстроившимися вдоль вагонов бойцами. Сюда не доносится его голос, а там все слушают не шевелясь. Зеленеют торжественные шеренги демобилизованных. Рядом с колоннами солдат у левого крыла вокзала темнеет толпа штатских. Это венгры, приехавшие из окрестных сел проводить в путь-дорогу своих друзей-освободителей.

Там где-то и Шандор, хозяин этой утлой лодчонки, на которой должна переправляться Маргит. Помчался в надежде на бойкую торговлю, а попал на строгий, дисциплинированный митинг. Наверное, сокрушается сейчас, стиснутый в толпе вместе со своими двумя корзинами.

Ребенок на руках у Маргит спит, с пылающим личиком, тяжело дыша и часто вздрагивая во сне.

Пора, пора уже отплывать!.. Хмурится голый Балатон, капризное венгерское море!..

Противоположный берег, четко очерченный днем, сейчас начинает расплываться и, как бы отступая в туманы, отдаляется от Маргит. Сёла, раскинутые на нем, уже едва видны среди пологих холмов. Постепенно темнеют белые виллы, приткнувшиеся на склонах. Раньше эти виллы принадлежали богачам, а отныне будут принадлежать народу. Некоторые еще заняты госпиталями, в них под наблюдением опытных военных врачей долечиваются раненные в боях воины. Много слыхала Маргит о советских военных врачах. Будет просить принять ее. Но согласятся ли она осмотреть ее маленькую Эржи? Ведь госпиталь военный…

Еще утром Эржи улыбалась, как солнышко. Маргит возилась на винограднике, а она спокойно лежала под кустом в коляске. Потом вдруг захныкала, задергалась. Маргит дала ей грудь, а у нее губки, как огонь…

Хотела бежать к знахарке, но соседки отсоветовали:

— Лучше поспеши к советским врачам, за Балатон!

Бросила все и вот прибежала сюда. Но катера, который поддерживает связь с северным берегом, уже не застала: он недавно отошел и будет лишь завтра.

Решила бежать по берегу, тропками, что вьются вдоль Балатона, огибая его огромную подкову. Но родное озеро, будто почуяв ее тревогу и боль, послало ей навстречу этого пустомелю Шандора, и он пообещал, что в один момент переправит ее, куда нужно. Напрасно поверила. Кажется, он был навеселе, и лучше бы его не слушать, а итти пешком. Сейчас она была бы уже далеко.