Городские имена вчера и сегодня - [7]

Ни XIX, ни XX столетия ничего практически нового паркостроению не дали. Отдельные попытки создания новых парков ограничивались, как правило, городской территорией и сводились к формированию еще одного более или менее однообразного зеленого уголка отдыха. Дальше конспективного повторения прошлого дело не шло.

В этих условиях начал складываться феномен уникальности сохранившихся пригородных парков, которые, в свою очередь, требовали особого, если не сказать уникального, к себе отношения. Однако если до 1917 года парки, находясь в частных владениях, еще могли рассчитывать на сохранность, то после революции дальше декларативных заявлений о бережном отношении к художественному наследию прошлого дело не шло.

Первым ударом по уникальности пригородных дворцово-парковых ансамблей стало, если можно так выразиться, разделение в бытовом сознании ленинградцев собственно парков и городов, веками складывавшихся вокруг них. Скорее всего, этот процесс был неосознанным. Но, вольно или невольно, последовательные акты переименования припарковых городов в конце концов привели к изменению отношения к ним со стороны горожан. Ни Троцк, ни Красногвардейск, ни Слуцк никак не могли ассоциироваться с Гатчинским или Павловским парками. Они были разделены. Если не в пространстве, то уж во времени точно. Случайность новых топонимов была настолько очевидна, что очень скоро стала понятной даже в идеологических кабинетах партии. Почти всем ленинградским пригородам вернули их исторические названия, но ущерб, нанесенный паркам такими топонимическими экзерсисами, все-таки сказался на их судьбах. Процесс сохранности был надолго прерван, а реставрации – затянулся.

Однако какими бы искусственными ни выглядели новые названия петербургских пригородов и каким бы коротким ни был период существования этих имен, забывать их нельзя. Это история. А забвение истории, как правило, ведет к клиническому исходу. Если не к физическому, то – к нравственному.

Гатчина

…1703. Впервые в письменных источниках Гатчина упоминается в 1499 году. В Новгородской писцовой книге она значится как село Хотчино. Это старинное название восходит к древнему новгородскому имени Хот. Между тем еще в XVIII веке предпринимались фантастические попытки произвести его от немецкого «die Schonheit haben» – «иметь красоту».

1712. После побед, одержанных в начале Северной войны, мыза Хотчино привлекла внимание Петра I. В 1712 году он дарит ее своей любимой сестре Наталье Алексеевне. Видимо, к этому времени старинный топоним Хотчино превращается в Гатчину. Затем Гатчина последовательно принадлежит лейб-медику Блюментросту, дипломату и историку князю Куракину, фавориту Екатерины II Григорию Орлову и, наконец, с 1783 года – наследнику престола великому князю Павлу Петровичу.

С Павлом связан и основной блок легенд Гатчинского парка. Во-первых, это легенды о Колонне и Павильоне Орла. В свое время беломраморную колонну Екатерина II подарила Григорию Орлову. Ее изготовили в Петербурге, перевезли в Гатчину и установили на искусственном холме в Английском саду. Скорее всего, первоначально колонна обозначала границу сада, а мраморное изваяние орла на ее вершине было не более чем данью признательности владельцу Гатчины, в фамильный герб которого входило изображение этого крылатого хищника. Да и сама фамилия екатерининского фаворита говорит в пользу этой версии.

Колонна находилась в начале длинной просеки, ведущей к Белому озеру. Уже при Павле Петровиче перспективу этой просеки замкнули Павильоном, колоннаду которого, вероятно, следуя строгим правилам композиционного единства, тоже увенчали мраморным изображением орла. Возможно, это и дало повод объединить эти постройки во времени и закрепить в народной памяти романтической легендой. Будто бы однажды во время охоты в парке Павел счастливым выстрелом сразил высоко парящего орла, и в память об этой царской охоте на месте падения орла возвели Колонну, а там, откуда прогремел выстрел, – Павильон.

С Павлом I связаны и легенды о другом знаменитом сооружении Гатчинского парка – Гроте «Эхо» на берегу Серебряного озера. Первые воспоминания о Гроте относятся еще ко времени, когда Гатчиной владел Григорий Орлов. Декоративный парковый павильон на самом деле представляет собой выход из подземного хода, который был сооружен им между собственным домом и озером, чтобы иметь возможность скрыться в случае неожиданной опасности.

Со временем эта функция подземного хода была забыта, а о самом Гроте начали говорить как об уникальном акустическом сооружении, насладиться эффектами которого специально приезжали из Петербурга. Рассказывают, что если вы произнесете какую-нибудь фразу, «она сейчас же бесследно пропадет, но секунд через сорок фраза, обежав по разным подземным извилинам лабиринта, вдруг, когда вы уже совсем позабыли о ней, огласится и повторится с необъяснимой ясностью и чистотой каким-то замогильным басовым голосом». Вот почему за Гротом закрепилось название «Эхо».

Известно, что Павел Петрович хорошо знал о подземном ходе. Более того, он будто бы велел соединить его с потайным выходом из своей спальни. Говорят, иногда во время многолюдных приемов во дворце Павел любил преподнести гостям неожиданный сюрприз. Он незаметно для всех исчезал из Тронного зала, и через какое-то время его можно было обнаружить прогуливающимся на берегу Серебряного озера.