Городские цветы (Конец водной феерии) - [7]
— Убрать! — рявкнул Федя.
Негры аккуратно положили стенку на пол, повинуясь. Видно, кроме непреклонных негров, тут есть еще и преклонные, понимающие язык, во всяком случае — интонацию.
— Пошли! — скомандовал Федя, и мы прошагали за ним, гордо оставляя грязные следы на сахарно-белом гипсокартоне… Проследовали — и стенка за нами поднялась… Замурованы? Федя не повернул головы — и мы особо не поворачивались. Если уж сам хозяин спокоен — чего нам дергаться? Небось, Федя на войне выходил и не из таких ситуаций!
Да, крепко нас склеило плавание. Кое-что вывезли из него! Из короткого тупого коридорчика мы поднялись по деревянной лесенке в крохотную светелку, точней — маленький железный домик на крыше.
За рамой — кровли до самого горизонта. Как желток, сиял в тумане купол собора. Море крыш!.. Ничего! Проплыли по Ладоге — и здесь не пропадем! Как любил я раньше забираться на крышу: пройдя через солнечную пыль чердака, подтянувшись, вылезал на ломко стреляющее под ногой кровельное железо, быстро шел, балансируя, чтобы не соскользнуть. Освобождаясь от тяжести ноги, ржавое железо гулко распрямлялось, подкидывая вверх фонтанчик ржавчины. Запах нагретого солнцем ржавого железа всегда, с тех пор, поднимает в моей душе восторг, чувство опасности, азарта, балансирования на краю. Хорошо, что я это опять почувствовал. Не к этому ли домику на крыше я подходил крадучись, давным-давно, заглядывал в таинственную жизнь за рамой… кто же там может жить? И вот — проник. Точно! Так же — в одном растрескавшемся длинном деревянном ящике рос зеленый лук, светлеющий к корню, в другом мелкие фиолетовые цветки. Попал-таки в свою мечту!.. С другой, правда, стороны. И — на самом закате, в конце этой жизни, в которую я так стремился попасть. Наступила вдруг тишина… Тихий ангел пролетел?.. Нет — это строители закрепили глухую стенку. Поднялось волнение. Надо прощаться со всем этим — с крышами, с видом города… или, наоборот, остаться тут навсегда? Но как?
— А будем тут жить! — бодро Федя произнес. — Кровлю править! А еду нам на малярных люльках будут поднимать!
Он со слезами улыбался. Белые облака, неподвижно застывшие, вдруг двинулись в поход, — я даже пошатнулся. Нет, облака на месте — это Федя повернул стекло, с отражением неба, пошире открывая окно.
Зазвонил телефон — старый, черный, со свившимся кольцами пятнистым шнуром.
— А! Это ты? Да так… все нормально! Стенка твоя не мешает нам. Бывай! — Федя шмякнул трубку. Весело на нас глянул — и мы старались глядеть так же бодро. Не пропадем!
Федя, покряхтывая, вылез на крышу, мы — за ним. Распрямились, стояли под широким небом — все слегка кружилось: то ли от алкоголя, то ли от высоты. Вот оно, небо! Вот она, голубень-то пошла!
И тут откуда-то издали пошли звонкие удары, с детства знакомые мне. Где-то крышу перекрывают: удары большого деревянного молотка, сгибающего кровельное серое железо на углу деревянного верстака — радость толковой работы, долгожданного обновления, передающегося зрителям… и даже слушателям. На ближних крышах не было видно этой работы.
Я закачался. Федя поддержал меня:
— Ты-то осторожней… пока привыкнешь!
— Я привык! С детства бегал по крышам! — радостно сказал ему я.
— Ну-ну, — Федя улыбнулся.
Звонкие сгустки воздуха летели к нам — Федя, побалансировав на краю, протянул руку Люсе, и они грациозно, как по камешкам, перешли по тугим сгусткам над улицей. Встали на дальнюю крышу — и Федя повернулся, помахал рукой:
— Ждите там нас. Управимся — вернемся! — и они, сгибаясь, пошли вверх по скату. На гребне встали, придерживаясь за трубу, обернулись, помахали нам и исчезли за скатом.
7
Им теперь хорошо! А что делать нам? Я отважно попытался ступить, нащупать в воздухе какую-то опору… но звон иссяк, и я с трудом вырвал ногу из пустоты, потом уселся на кровлю. Вот так вот!
Снизу донеслось шарканье троллейбусной дуги по проводам, бряканье по железкам на стыках. Да — по воздуху нам не пройти! Лишь такой вот земной транспорт доступен нам… и то теперь — навряд ли.
— Ну… пошли, что ли? — с усмешкой кивнул вниз Коля-Толя.
Теперь он наш лидер?
— Давай! — сказал я. — Солдатиком или ласточкой?
— А вот так вот! — Он, раскорячившись, «ласточку» изобразил.
— А ты прыгал, что ли?
— А то нет!
Все-то он успел!
— Я вообще, — Коля-Толя раздухарился, — только с самолета не падал без парашюта! А уж тут-то! — пренебрежительно глянул в пропасть улицы. Сплюнул. И приступил к эпосу…
Пока я дремал на горячем скате крыши, до меня доносилось:
— Жил я тут… с одной. «Всего-то с одной?..» Но это я, кажется, лишь подумал, а вслух не сказал. — На третьем этаже… — Это уже что-то более-менее конкретное! Я поднял голову. — И так она достала меня… Коля-Толя явно выходил в лидеры, — что решил я выйти… через окно.
— Врешь! — сипло, с явной завистью произнес Никита.
— Счас увидишь! — Грохнув железом, Коля-Толя шагнул к краю.
— Погоди, — это растерянно произнес Игорек. — И как же… цел?
— Цел, к сожалению! — после долгой паузы с горечью произнес Коля-Толя.
— А как? — тут и меня разобрало любопытство.
— Банально, — вздохнул он. — Попал на троллейбусные провода. Те спружинили… Ну и закинули меня… на пятый этаж.
Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.
Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.
Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.
Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации Санкт-Петербурга Фото на суперобложке Павла Маркина Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. — СПб.; Издательство «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1998. — 240 с. Основу книги “Грибники ходят с ножами” известного петербургского писателя составляет одноименная повесть, в которой в присущей Валерию Попову острой, гротескной манере рассказывается о жизни писателя в реформированной России, о контактах его с “хозяевами жизни” — от “комсомольской богини” до гангстера, диктующего законы рынка из-за решетки. В книгу также вошли несколько рассказов Валерия Попова. ISBN 5-86789-078-3 © В.Г.
Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.