Городок Нонстед - [13]

Натан не ответил. До вечера еще оставалось достаточно времени, насколько он мог судить. Но между грозными, когтистыми ветвями деревьев, окружавших поляну, уже появились глубокие, становящиеся все более темными тени. Казалось, что со сливающейся с ними “Отшельницей” происходят потрясающие изменения — дом разрастался, разбухал, угасал, рассыпался, и начинал воссоздаваться вновь. Писатель уже ни в чем не был уверен.

— Скиннер, — прошептал он. — Давай уедем отсюда.

— Да. — Молодой лесоруб потряс головой, будто бы только что проснулся. С удивлением посмотрел на сигарету, тлеющую между пальцами, выбросил ее и затоптал. — Пошли.

Когда они сели в салон “Мустанга”, Натан сказал:

— Я приезжал сюда пару лет назад. Нонстед показался мне тихим, спокойным городком. В самый раз для того, кто ищет тишины и покоя.

— Правда? — скривился Скиннер, поворачивая ключ в гнезде зажигания. К облегчению Натана, “Мустанг” завелся с пол-оборота, и поехал по лесной дороге. — Ты, твою мать, ошибся. Все как раз наоборот.

И они ехали, ускользая от все более длинных пальцев мглы.

* * *

Когда они выехали на асфальтированную дорогу — наконец-то след цивилизации — Скиннер прокашлялся, повернул кепку козырьком назад и несколько раз попытался завести нейтральную беседу, надеясь побороть унылое настроение.

Напрасно — разбуженный им кошмар вгрызался в сердце писателя. Натан упорно молчал, глядя на пролетающие за окном строения, серые в синей дымке.

— Где тебя высадить? — спросил Скиннер.

— Возле церкви. — Натан даже не взглянул на товарища. — Или тут. Вроде тут недалеко, дойду пешком. Дождь не такой уж сильный.

— Слушай, это не проблема, могу…

— Успокойся. Пройдусь.

“Мустанг” остановился у бордюра, мурча на холостом ходу. Натан нащупал ручку двери.

— Разозлил я тебя тем высказыванием о Нонстеде? — спросил Скиннер.

— Нет, что ты. — Натан нахмурился. — Не о том речь. Правда. Слушай, ты действительно можешь мне помочь с обустройством в доме?

— О чем речь. — Скиннер улыбнулся. — Потерпишь до субботы.

— Потерплю. До свидания. — Натан заставил себя улыбнуться и захлопнул двери.

Действительно, дождь ослабел, уступил место облакам влажности, которые шастали между домами, облепляли деревья и живую изгородь, сглаживали острые контуры. Он шел не спеша, глядя на носки своих ботинок. Шел и думал.

Кошмар вгрызался в него все сильнее, хотя Натан был уверен — это не имеет ничего общего со Скиннером и “Отшельницей”. И даже с Нонстедом.

“Почему из множества мест во всем мире он убежал именно сюда? Почему брошенный Фионой, он решил лечить депрессию в городке, в котором он пережил с ней лучшие минуты? Решил? А удалось ли ему что-то решить, начиная с той минуты, когда он нашел письмо на экземпляре “Шепотов” в твердой обложке? Или хотя бы задуматься над чем-то? Существовало ли что-то, что он в последнее время сделал сознательно, намеренно и умышленно? И выходил ли он хотя бы на минуту из тумана отчаяния?

Да, один раз. Это произошло в то утро, когда решил порвать с прошлой жизнью и стать кем-то совершенно другим. Сбрил бороду, коротко постригся, достал серьгу из уха, с мрачной миной погладил все рубашки и штаны. В то время, когда небольшая типография печатала его новые визитки, Натан отправил мэйл литературному агенту и некоторым знакомым: он исчезает на некоторое время, и не хочет, чтобы его искали и беспокоили. На всякий случай выбросил телефон и купил новый, работающий по системе предоплаты. Его номер не оставил никому.

Затем он прочел в интернете предложения единственного в Нонстеде офиса по работе с недвижимостью. Через минуту писатель включил новый телефон, и позвонил Томасу Макинтайру.

— Почему Нонстед? — спросил он себя, глядя на настороженных ворон, сидящих на проводах ЛЭП.

Почему он не остался в Нью-Йорке? Почему не поехал в любой другой город? Почему не вернулся в Англию? Почему из всех мест на матушке Земле выбрал именно то, что сожрет его, начиная с сердца? И это не имеет отношения к Одиночеству, исчезновению Макинтайра, тайне Анны Крэйг или рассказу Скиннера.

— Нет, — прошептал он. — Наверняка, не из-за этого.

Он посмотрел на узкую лавку неподалеку от магазина лечебных трав. Она стояла под фонарем, стилизованная под 19 век. Они сидели на ней с Фионой и целовались. На этой лавке их застал дождь.

— Курва, — выругался он сквозь слезы. Голос наконец-то освободился от корсета поддельного акцента, и привлек внимание старшей женщины в дождевой накидке, но Натан даже не посмотрел в ее сторону. Он добрел до “ранглера”, сел за руль, и очень медленно поехал к своему новому дому.

Писатель нашел две оставшиеся бутылки, взял тарелку, чтобы использовать ее как пепельницу, и достал из сумки фотоальбом. Он сел на пол, прикурил и открыл альбом. Вылазка на статую Свободы. Гриль в Центральном парке. Фиона, спящая на диване. Фиона перед походом в тайский ресторан. Фиона на новогоднем маскараде. Фиона в зоопарке. Они вместе возле Ниагарского водопада. Фиона в кухне… Фиона…

Он смотрел фото. Курил. Пил. Вздыхал и стискивал губы. Снова курил.

Резкий телефонный звонок вернул его в реальность.

— Господин Маккарниш, это Джимми Доусон из компании перевозок “Get Carried”, - послышался голос. — Мы должны были привезти ваши вещи по адресу… Скажите, что именно я должен вписать в навигатор, чтобы не блуждать бессмысленно.