Город Желтой Черепахи - [31]

Где-то рядом мерно гудело море, и я никак не мог взять в толк, откуда оно взялось в Северограде? И почему никак не наступит утро, когда я смогу наконец сделать на конференции доклад и обнародовать мои исследования. Я шарил рукой в поисках портфеля, где лежали два экземпляра моего труда, но каждый раз натыкался на кувшин. Тяжелый, глиняный вероятно, кувшин с грубыми, шероховатыми, как наждак, стенками. Открывал глаза и видел тростниковые стены хижины, конусом сходящиеся надо мной.

* * *

— Меня зовут Тайши, — сказала женщина, сидящая у меня в изголовье. — Я купила тебя за девять циновок, и теперь ты мой муж.

Круглое скуластое лицо ее было бронзового цвета. Густые черные брови и черные глаза придавали ему выразительность, и только толстые потрескавшиеся губы нарушали гармонию, казались взятыми от другого человека. От женщины душно пахло дымом.

— Ты понимаешь меня? — Она склонилась ко мне, и я увидел ее ухо, украшенное вместо сережки маленькой ракушкой.

— Да.

— Скоро ты сможешь встать. У тебя где-нибудь болит? Ты чего-нибудь хочешь?

— Что с Эхуанем, где Шун?

— Девушка стала женой Мугао, а твой друг умер.

— Эхуань умер?

— В драке он получил удар копьем в живот. Он все равно скончался бы через несколько дней, и Мугао, вместе с Советом старейших, чтобы сократить мучения раненого, решил принести его в жертву Огненной Черепахе.

— Давно я здесь?

— Ночной серп успел превратиться в Серебряную Черепаху.

— А как Шун?

— Я не встречала ее в деревне, но другие жены Мугао говорят, что ей поручено чинить сети и она справляется с работой.

— Ты знаешь, что я Пришедший?

— Да. Во сне ты говорил, что тебя зовут Дигуан. Это так?

Я кивнул и попробовал сесть. Тайши поддержала меня. Я окинул взглядом скудное убранство хижины, напомнившее мне жилище старика Лэя.

— Ты здесь живешь?

— Я и двое моих сыновей. Сейчас они помогают выгружать улов, но скоро придут сюда. Они не мешают тебе?

— Нет. А где твой прежний муж?

— Три года назад он погиб на осеннем промысле. Бифэнь Цуй-Цао тогда только появился в наших водах.

— Дай мне пить, Тайши. Ты любила его?

— Он подарил мне сыновей.

Женщина поднесла к моим губам глиняную миску, помогла напиться и улыбнулась:

— Я могу родить еще много сыновей, а этим нужен отец. Да и что за дом без мужчины? Замужние женщины смеются надо мной.

— Понятно.

* * *

— Пошли с нами, Дигуан. Мы покажем тебе Рыбачью гавань. — Дэй почесал одну шелушащуюся от загара ногу о другую.

— Пойдем, ты ведь там еще не был? — Няо тянул меня из хижины, ухватив за палец.

— Не был, — согласился я и взглянул на Тайши. Она кивнула.

— Сходи. Пора тебе здесь обживаться. Через день-два Мугао все равно пошлет тебя на промысел.

Я поднялся с циновки и пошел вслед за ребятами. Хромать я перестал, но все же старался двигаться как можно меньше. В груди что-то нет-нет да и екало, и после малейшего усилия мне приходилось замирать на несколько мгновений, чтобы переждать вспышку боли.

До вечера было далеко, и огонь в очагах перед хижинами женщины еще не разводили. Взрослое население поселка словно вымерло: здоровые мужчины на промысле, остальные отправились в лес за фруктами и съедобными кореньями или занимаются хозяйством в хижинах — только трое чумазых малышей возились в центре пыльной площади.

— Не отставай! — позвал меня Дэй. — А то как раз к возвращению кораблей придем.

Чтобы попасть в Рыбачью гавань, нам пришлось пересечь всю деревню, состоящую, как и говорил Эхуань, из трех поселков, протянувшихся вдоль побережья и укрытых от океанских ветров узкой грядой невысоких скал. Из рассказов ребят я знал, что в хорошую погоду мальчишки, не достигшие совершеннолетия и не имеющие права выходить на промысел, ловили рыбу прямо с них. Дэй не раз приносил оттуда съедобные ракушки и водоросли, хотя Тайши, опасаясь бифэней, запрещала ему ходить к океану без взрослых.

Безопасной для купания и ловли рыбы с берега считалась только Рыбачья гавань, устье которой было перегорожено вбитыми в дно сваями. Впрочем, небольшим бифэням удавалось проникать и туда, а осенние штормы, случалось, заносили в бухту и смертельно опасную нечисть. Кроме того, морские гады время от времени проламывали заграждения, так что полной безопасности Рыбачья гавань не гарантировала, и одного-двух детей океан ежегодно отнимал у деревни. Объяснялось это, разумеется, как и все происходящее, волей Огненной Черепахи. Потому-то двенадцатилетний Дэй и его сверстники не слишком слушались матерей — если Огненная Черепаха захочет призвать кого-нибудь из них к себе, то сделает это в любом месте, в любой час дня и ночи. Улов же со скал всегда богаче, чем в гавани, да и какой интерес рыбачить там, где разрешено?

На площади поселка Средней Луны Дэй остановился, чтобы показать мне дом Мугао и хижину Совета, в которой собирались старейшины деревни, чтобы решить свои вопросы. Поселки Средней и Южной Лун были устроены так же, как и наш, — полтора десятка хижин окружали площадь, на которой от рассвета до заката играли малыши, ровесники Няо, а в торжественные дни взрослые устраивали ритуальные танцы и жертвоприношения. На первый взгляд дом Мугао и дом Совета мало чем отличались от остальных хижин, однако, присмотревшись, легко было обнаружить, что они раза в три больше любой из них. Это были уже как бы не хижины, а длинные сараи, выходящие за границу круга, образованного обычными домами. Перед жилищем Мугао в землю было воткнуто несколько копий с пестрыми тряпками около наконечников, по всей видимости изображавшими флаги. Около входа в дом Совета стояло пять тотемных столбов, покрытых грубыми изображениями Солнца-Черепахи, людей и диковинных монстров — цилиней и бифэней, ставших с недавнего времени объектами поклонения рыбаков.