Город за рекой - [42]

Шрифт
Интервал

Редкие прохожие безучастно проходили по этим кварталам-руинам, точно их уже не трогал унылый окрестный ландшафт. Иногда откуда-нибудь вывертывалась навстречу кучка работников и работниц, человек десять-пятнадцать, очевидно возвращавшихся после рабочей смены. Но они всякий раз, когда он приближался к ним, спускались в подвал какого-нибудь здания, который, должно быть, сообщался через подземный ход с катакомбами.

Время от времени встречал он людей и в разрушенных помещениях, кажется уже не пригодных для жилья. Они рылись там в кучах щебня и, похоже, отыскивали остатки засыпанных предметов домашней утвари, извлекая из мусора где кусок жести или дерева, где обрывок проволоки, которые клали в сумки, подобные школьным ранцам. Потоптавшись на одном месте, они переходили на другое, как неуверенные кладоискатели, и лица их казались измученными. Если вдруг они замечали устремленный на них взгляд незнакомца, каковым был Роберт, то сейчас же делали вид, будто они возятся там просто так, для забавы, точно опасаясь, что их могут заподозрить в мародерстве. Одни закатывали, как дети, глаза кверху, вторые принимались услужливо отряхивать платье друг другу или смахивать пучком травы пыль с башмаков, на ком они были. Роберт, чтобы не смущать их, поскорее отводил взгляд. Один раз, когда он уже прошел мимо, ему вслед полетело несколько камней, которые, правда, не попали в него: он оглянулся, но люди уже снова копались в мусоре. Иногда из проема окна там или тут высовывалась чья-нибудь фигура и всматривалась в улицу, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, как будто считала прохожих или прислушивалась к тишине; впрочем, в этой тишине и Роберту чудилось что-то тревожное. Через сколько-то времени, когда он в очередной раз свернул в какой-то переулок, ему показалось, что он потерял ориентацию; если и дальше углубляться в этот район — а он, отправляясь на прогулку, нагревался достигнуть черты города, — то потом, пожалуй, можно не найти дорогу назад, к окрестностям гостиницы и Архива. Пришлось отказаться от первоначального плана, тем более что солнце уже далеко перешло за зенит и предметы отбрасывали длинные тени.

В то время как он, стоя на перекрестке улиц, раздумывал, куда ему теперь повернуть, он различил глухой многоголосый шум толпы. Он пошел в ту сторону и скоро по нестройному гомону и гудению голосов догадался, что это шумела ярмарка. Ухабистая дорога полого шла под уклон многоголосый гул становился все громче, и вот за последним поворотом неожиданно открылся вид на продолговатую площадь, которая лежала в котловине и к которой веером сбегали вниз улицы. На площади сбоку толпился кучами народ. С другого боку по краю ее тянулись торговые ряды. Осматривая с возвышенности лежавшую внизу площадь, Роберт увидел, что толпившийся там народ составляли одни мужчины.

Они стояли кучками и, живо жестикулируя, что-то горячо обсуждали, даже как будто спорили, причем некоторые внезапно покидали свою кучку и переходили к другой и там завязывали знакомство и затевали новый спор. Заинтересовавшись этим, Роберт медленно спустился вниз, к самой площади, и краем стал обходить ее. Перед фасадами магазинов, оборудованных в нижних этажах строений без крыш, проходила каменная галерея, в многочисленных стрельчатых арках которой торговали с лотков разным товаром. В основном это были предметы повседневной необходимости, часто подержанные, старомодные вещи, здесь две-три пары брюк и пиджаков, ремни с серебряными пряжками, галстуки и пестрые платки, там башмаки и сапоги всяких фасонов, в большинстве своем изрядно поношенные. В другом месте болтались на плечиках помятые костюмы разных размеров, национальные куртки и крестьянские фуфайки устаревшего покроя. Вперемешку лежали там и тут штопаные чулки, носки, рубашки, шляпы — преимущественно, товары для мужчин, среди которых попадались также трости и суковатые палки, но кое-где мелькали и предметы женского туалета, впрочем, все безделицы, какие-нибудь дешевые украшения. Торговцы сидели позади своих прилавков на бочонках, поджав под себя ноги (что отчасти выглядело странным), и оттуда настороженно следили из-под полуприкрытых век каждый за своим участком. Никто, однако, не рвался к их прилавкам, изредка кто-нибудь приостанавливался на минуту, быстро оглядывал товар и шел дальше. И кажется, ни один еще не изъявил желания что-нибудь приобрести.

Чтобы убедиться в том, что вещи — продаются, а не выставлены только так, для видимости, Роберт подошел одному лотку и показал пальцем на старую кружевную шаль, решив сделать подарок Анне. Старьевщик с кирпичного цвета лицом лишь слегка наклонился вперед со своей бочки, схватил длинный изогнутый шест, похожий на пастуший, и, быстрым взглядом окинув фигуру Роберта, ткнул им в авторучку, кончик которой высовывался из верхнего кармана его пиджака. Этот жест, несомненно, означал, что кружевную шаль торговец хотел обменять на авторучку. Когда Роберт отрицательно покачал головой и понять, что желает купить эту шаль, старьевщик пожал плечами и застыл в прежней неподвижной позе. Роберт между тем достал товарную карточку, выданную ему в Префектуре секретарем, и протянул ее через прилавок. Старьевщик скосил было равнодушно глаза на бумагу с печатью, но затем, как будто сообразив, что это такое, проворно спрыгнул со своего высокого сиденья-бочки и что-то быстро забормотал, показывая при этом жестами, что господин может приобрести не только кружевную шаль, но и другие вещи, чем больше, тем лучше. Пока Роберт оглядывал прилавок, не находя, впрочем, ничего подходящего, уже и другие старьевщики обратили на него внимание. Они повскакали со своих бочек и махали Роберту, подзывая подойти и посмотреть их товар, а трое или четверо даже подбежали и, лопоча на непонятном наречии, совали ему наперебой кто разноцветные стеклянные или коралловые бусы, кто дешевые украшения и приносящие счастье амулеты, которые они извлекали из карманов и еще откуда-то из потайных мест у себя под одеждой.


Еще от автора Герман Казак
Отец и сын Казаки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Папаша Орел

Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.


Мастер Иоганн Вахт

«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».


Одна сотая

Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).


Год кометы и битва четырех царей

Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.


Королевское высочество

Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.