Город за рекой - [41]

Трудности, всю жизнь сопутствовавшие его отношениям с Анной, были теперь, насколько он понимал, устранены, ничто не мешало соединиться с ней. И все же после свидания с Анной он погрузился в эту отчасти искусственную архивную работу, не ощущая отсутствия любимой. Неужели встреча с ней, возможность любить пришли слишком поздно? Нет, стоило ему только представить, что Анна, которую он с таким трудом и, кажется, теперь уже навсегда обрел, могла покинуть эти края, пусть даже не к Мертенсу возвратиться, а просто отбыть отсюда в неизвестном направлении, как в душе у него снова все пробуждалось. Разве их не ждали впереди вечера, прогулки вдвоем по городу и окрестностям, с которыми он так или иначе должен знакомиться, положив это для себя первейшей задачей наряду с деятельностью в Архиве. За время, что ему отведено здесь, он должен по возможности понять смысл и связь вещей, скрывающиеся за внешними признаками и проявлениями жизни города и его обитателей. Должен проникнуть в тайну, окружавшую этот город. Не только приглашение, которое привело его сюда, обязывало к этому, он понимал это теперь уже как самозадачу, как свое назначение.

В один из последующих дней пополудни Роберт собрался совершить прогулку по городу. Обед (как всегда без мяса) ему снова принес из гостиницы молодой посыльный, который в последнее время все чаще оказывал архивариусу разные мелкие услуги.

Леонхард, как звали этого посыльного в Архиве, вызвал в его памяти юношеский образ одноклассника, в семнадцать лет утонувшего в море во время каникул. Неясные обстоятельства его гибели вызвали тогда множество толков; неизвестно было, по своей ли воле ушел из жизни этот юноша, которому часто приходилось терпеть несправедливое обращение учителя, или это был несчастный случай. Предполагали всякое: то ли он, купаясь ночью, не рассчитал свои силы и слишком далеко заплыл, то ли течение подхватило юношу и панический ужас парализовал его. Отдаленное внешнее сходство Леонхарда с бывшим школьным товарищем, живой образ которого почти стерся за годы в памяти Роберта, пробудило в нем воспоминание о тех давних событиях, и он с первой минуты проникся симпатией к юноше-посыльному.

Существовало некое общее правило, согласно которому люди из обслуживающего персонала сами никогда прямо не обращались к ассистентам, тем более к заведующему Архивом, кажется, даже условие было такое, что они своим молчанием выслуживали право оставаться в Архиве, означавшее для них награду и привилегию. Так и сейчас, когда Роберт поблагодарил молодого человека за любезно доставленный обед и прибавил еще несколько теплых слов, Леонхард, хотя глаза его радостно засветились и щеки зардели румянцем, не проронил ни звука и на благодарность и приветливость архивариуса ответил лишь молчаливым, почти смущенным поклоном. Только потом уже, когда архивариус все чаще стал использовать Леонхарда для своих надобностей, отношения их сделались менее официальными. Отпустив посыльного, Роберт проводил его теплым взглядом и принялся за еду.

Сухим раскаленным воздухом дохнуло на архивариуса на улицах города. Он избрал новый маршрут, направившись не в сторону площади с фонтаном и пограничного с ней участка с родовыми владениями и не в сторону Префектуры, а в незнакомые кварталы. Он решил изучить сперва наземную часть города в более широком радиусе, а потом уже начать знакомиться с районом катакомб. Отвыкнув за время неотлучного сидения в стенах Архива от внешнего вида города, он испытывал некоторое отвращение, проходя теперь вдоль выжженных солнцем кварталов с их домами-развалинами, хотя они мало чем отличались от тех кварталов, в которых он уже бывал. Чем-то злобным веяло от голых каменных строений, чьи обломки фасадов, словно призраки, обозначались на фоне ослепительной синевы неба. От первородной чистоты этого неба, которое Роберт еще ни разу за все время пребывания здесь не видел затянутым облаками, исходила какая-то сила ясности, казавшаяся жуткой, ибо ничего общего не имела ни с чем на земле. Солнце в вогнутом воздушном куполе походило на огненную, с рваными краями дыру и своей отрешенностью от мира напоминало нечеловеческий глаз над порталом собора. Такой же безучастной и монотонной была жара, которая стесняла дыхание и притупляла чувства, одновременно раздражая их, и ослепительный свет, равнодушно сияющий над уничтоженным миром. Может быть, еще и поэтому местные жители, насколько он мог заметить, в общем, старались избегать наземных улиц и предпочитали передвигаться по проложенным под землей ходам и переходам.

Мало-помалу Роберт добрался до отдаленных кварталов, которые казались более разрушенными, чем другие. Фасады у домов были наполовину, а то и вовсе снесены, так что взгляд глубоко проникал в зияющие пустотой внутренние помещения. В многочисленных проломах и трещинах, которые еще резче выделялись при ослепительном свете, разрослись мох и сорная трава, между тем как обломки камня и щебень лежали аккуратно сгребенными в кучки. Чем дальше он пробирался по улочкам, становившимся все уже, теснее, тем более обезображенное зрелище являла собой эта часть города. Когда он один раз закрыл на минуту глаза, то ему представился игрушечный город из каменных кубиков, через который тяжело и неуклюже ступал гневными шагами ребенок-великан.