Город за рекой - [111]

— Как будто это так просто, — возразил он.

— Зачем непременно делать из всего проблему, — сказал Высокий Комиссар.

Он взял в руки том и стал внимательно листать страницу за страницей. Роберт смущенно наблюдал, как чиновник задерживал порой внимание на той или иной странице и задумчиво кивал; он даже как будто вчитывался в отдельные места. Можно было подумать, что чистые листы перед глазами Комиссара заполнялись текстом.

— Вы, — заговорил наконец Комиссар своим бесцветным голосом, не поднимая глаз от книги, — запечатлели множество эпизодов и сцен, и любопытно видеть, что именно бросается в глаза живому в нашем царстве, что он считает достойным внимания и сохранения, весьма интересно также и то, насколько он в состоянии угадать и почувствовать во всем этом дух порядка, проявление закономерного в ходе вещей, отделяя случайное от существенного. Приятно удивляет, к примеру, — продолжал он, — как вы описываете характер практических занятий: вот трапеза, вот формальная игра служащих, пантомима, разыгрываемая женщинами с воображаемым бельем, далее участие населения в шествии детей, церемония обеда в гостинице, наконец, паноптикум святых в культовом сооружении; при этом вы не пишете, какой цели подчинены все эти действия умерших, тогда как они служат поддержанию путем механической тренировки памяти об определенных жестах прежней жизни, которые на протяжении столетий и тысячелетий оставались одними и теми же, с другой стороны, они служат выхолащиванию значения, какое каждый придавал им при жизни.

Архивариус не мигая смотрел на телепата, читающего чужие мысли.

— Примечательны, — продолжал чиновник, — и ваши описания торга-обмена и функционирования двух гигантских фабрик. Мне нравится, что вы не скрываете своих чувств, которые овладели вами, когда вы осознали, что все производимое человеческими руками с таким трудом и тщанием имеет своей целью не что иное, как быть с таким же трудом и тщанием уничтоженным. Мы в нашей системе созидания и разрушения нашли оптимальный вариант и считаем, что тем самым — независимо от автоматического регулирования проблемы безработных — создали образцовый шаблон, который соответствует и всеобщему закону природы, а именно: к субстанции материи ничего нельзя прибавить, но от нее и нельзя ничего отнять. И мне нравится, что вы не скрываете своего замешательства от этой картины и попали — или скорее вынуждены были попасть — в лабиринт кривого зеркала. Стоило бы, конечно, прокомментировать подробнее как эту сцену, так и эпизод с каменным всемирным оком над порталом культового сооружения, которое вас сильно взволновало, тогда как умершие, как правило, проходят мимо него совершенно равнодушно. Кое-что хотелось бы прочесть в более подробном изложении или узнать ваше суждение по тому или иному вопросу — к примеру, почему музыка для умерших представляется ненужной, можно сказать, даже вредной, хотя звуки есть космический элемент, также небезынтересно было бы прочесть более развернутые оценки высказываний служащих по поводу вашего выступления.

Архивариус хотел было возразить, но Высокий Комиссар жестом дал понять, чтобы он подождал, пока тот не просмотрит хронику до конца. Чиновник с одобрением отметил, что хронист постепенно понял организацию Архива, который своим авторитетом и символикой подчеркивает значение города мертвых. Лейтмотив происходящих в мире изменений и превращений, "сокровищница и бездна духа", как это метко назвал архивариус.

— Любопытно, — сказал Комиссар, — что вы, говоря об Архиве, не высказываете своего отношения к тому, что среди его сотрудников и служителей нет женщин. Вы как будто не замечаете, что речь идет еще и о сократовском средоточии, об ордене мужского духа, логократии. С другой стороны, в ваших записях, хотя вы нигде и не высказываетесь об этом прямо, прочитывается мысль, что все разыгрывание жизни представляет тайное служение даме. Но не будем задерживаться на деталях. Я далек от того, чтобы упрекать вас в том, что вы в дальнейшей вашей деятельности мало-помалу втягивались в роль действующего лица, например во время приема посетителей, на собрании масок, как вы это называете, а также при посещении казарм, где вы, просвещая, словно бы творили судьбу. Конечно, один из великих усопших из непосредственного круга Префектуры поступил бы в этих случаях иначе, тут вы действовали неосознанно, в соответствии с силой закона, как это вы потом воочию увидели в деянии Великого Дона. Но во всех ваших действиях — и это рассеивает всякие подозрения в недозволенном самоуправстве — вы все же постоянно осознавали себя, что видно из ваших слов, которые вы говорили и писали, инструментом власти, а не руководствовались собственными желанием и волей. Если у вас и возникали подобные порывы, как, к примеру, вот здесь, когда вы репетировали вашу защитительную речь, то это легко удалось погасить вмешательством доброго Перкинга, который привел в порядок ваш письменный стол. Или в другом случае, когда вы попробовали было отделиться от общей судьбы, занявшись в Архиве своими частными теоретическими штудиями, — здесь также было достаточно намека приятеля Кателя, чтобы предотвратить опасность уединения и обособленного существования. То же самое касается и ваших отношений с любимой женщиной, когда, осознавая преходящее, вы стремились продлить и сохранить постоянство чувства, удерживаясь от соблазна погрузиться в сиюминутное счастье и наслаждение мгновением. Направление, конечно, было уже предопределено, но нужно было ваше собственное понимание, чтобы естественным путем следовать той линии, которая каждому дается изначально.