Город вампиров - [20]

Можете думать, что хотите, но Тиберио тушевался перед Эдвардом, а Летиция его боялась.

Благодаря ему все вернулось на круги своя, и скандал поутих.

Нед Бартон, однако, привез с собой лакея, легкомысленного ирландца, лентяя и пустозвона, всегда дурно причесанного и дурно одетого. С ног до головы он являл собой сплошное неприличие, а в убогом мозгу его не было и на шесть пенсов здравого смысла.

Чрезмерно любопытный, нескромный и имевший мало представления о собственном достоинстве, он так усердно совал нос в сплетни домашней прислуги и близлежащих таверн, что через несколько дней был осведомлен о скандальной истории лучше, чем ее непосредственные свидетели.

Мерри Боунс терпеть не мог Палланти. Между лакеями и гувернантками такое часто бывает. Он уже не раз порывался рассказать о подвигах Летиции, когда брил молодого хозяина, но Нед не желал и слушать.

Одним январским утром, намылив щеки Неда, лакей поднял бритву и заявил:

— Ваша милость, Голландия неплохая страна, схидам[25] здесь хорош, хотя пиво довольно безвкусное. Попомните мои слова, к марту в Маасе всплывет не одна дохлая собака, и до свадьбы вашей, молодой сэр, еще ох как далеко!

Он быстро провел бритвой по коже ладони.

— Поторопись, — приказал Эдуард, — я спешу.

— Эта прохиндейка тоже спешит, — заметил ирландец, — спешит обвести вас вокруг пальца, и накажи меня Бог вечным адским огнем, если я вру! Вы заметили, как она поглядывает на вас, ваша милость?

— Быстрее! — повторил Нед.

— Она уже пустила на ветер черт знает сколько сотен тысяч дукатов своего болвана, я имею в виду графа Тиберио. И мисс Корнелия больше не сидит на почетном месте за столом.

— Да, это правда! — согласился Эдвард.

— И не спит в лучшей спальне, musha! Странный край эта Голландия — гувернантки здесь носят бриллиантовые серьги! Готов поставить два шестипенсовика, а это целый шиллинг, что расскажу вам кое-что, чего вы не знаете — потому как вы, ваша милость, слава Богу, никогда ничего не знаете. Мисс Корни, наш дорогой ангел, унаследовала огромное состояние. Ее кузен Монтефальконе, да, точно, так его звали, был капитаном и где-то помер, уж не знаю где — и первой новость узнала гувернантка.

Эдвард наконец соизволил прислушаться.

— Ты уверен в этом, парень? — спросил он.

— Мошенник Гоэци прислал ей депешу.

— Значит, ты ее видел ту депешу?

— Мы же смотрим повсюду, верно? Только так можно что-то узнать.

— Как бы то ни было, — промолвил Нед, — состояние капитана перейдет к вдовствующей графине.

Мерри Боунс вытер бритву и тряхнул шевелюрой.

— Несомненно, несомненно, ваша милость, — сказал он, — только знаете, что я думаю? Теперь вдовушка не доживет до преклонных лет. А когда ее не станет, приглядывайте в оба за мисс Корни, слышите? Деньги графа Тиберио на три четверти проедены, а гувернантка все еще не насытилась. Постарайтесь это понять.

Именно в это время письма Неда и Корни, адресованные нашей Анне, начали утрачивать прежний тон веселой беззаботности.

Смерть вдовствующей графини Монтефальконе, сделавшая Корни богатой наследницей, подтвердилась лишь в конце февраля. Г-н Гоэци вернулся, но не показывался. Он сплетал нити заговора, пытаясь подтолкнуть Эдварда к какому-либо насильственному действию, которое позволило бы отменить свадьбу.

Эдварду Бартону удалось избежать расставленной ловушки. Презрение, которое внушала ему синьора Палланти, он держал при себе, хоть это доставляло ему мало удовольствия, и вел себя так, что гувернантка вполне могла заблуждаться в отношении его истинных чувств.

Он продолжал посещать дом графа Тиберио, единственное место, где мог встречаться с Корнелией. С каждым днем Тиберио держал себя с ним все более высокомерно, если не сказать презрительно.

Помолвка Эдварда и Корнелии была настолько публичной, что разорвать ее представлялось затруднительным; но постепенно становилось все очевидней, что искусственно чинимые задержки должны были привести к фактическому разрыву. Так, решено было предварить брачную церемонию поездкой в замок Монтефальконе, причем Эдвард Бартон приглашен не был.

И Эдвард Бартон не возражал.

Таково было, по крайней мере, впечатление, которое вынесла наша Анна из пачки писем, полученных ею в канун бракосочетания.

Я должна сказать прямо, что письма эти были не совсем искренними. В них, с типично английской щепетильностью, была высказана лишь часть правды. Нас, англичан, приводит в ужас определенный тип скандала, именуемый бегством. Чем больше свободы мы предоставляем девушкам в наших семьях, тем настойчивей требуем, чтобы они никогда не нарушали правил добропорядочности и придерживались благопристойности, этой истинно английской добродетели. Думаю, в романах нашей Анны не встречается ни единого случая бегства; я подразумеваю добровольное бегство девушки с молодым человеком, так как похищение осуществляется силой и потому является менее шокирующим.

Но увы! Охваченные избыточными страхами, излишне целеустремленные, Эдвард Бартон и Корнелия де Витт, в тщетных поисках наилучшего выхода, были полны решимости совершить это предосудительное и опасное деяние, которое в дворянских семьях не может быть одобрено ни под каким предлогом. Низшие классы — дело иное, они творят, что хотят. Ощущая себя виновными в осознанном выборе