Город у священной реки - [24]

— Все знают о цели нашей миссии? — осведомился Конан у солдат.

— Да, — стройным хором ответили девять воинов.

— Замечательно, — кивнул киммериец, прохаживаясь перед строем. — Это не обычная военная кампания, нам предстоит представлять в Вендии нашу страну, так что я не желаю слышать жалобы, нытье и прочий скулеж. От тамошней жары вы еле на ногах стоять будете, но лица своего и чести Турана не посрамите, иначе вам придется очень плохо. Надеюсь, вы понимаете, что я не шучу и не запугиваю. Наказывать за несоблюдение дисциплины вас будут еще строже, чем в ведущих военные действия частях армии.

Солдаты слушали спокойно.

Трудно было сказать, верят они словам киммерийца или нет. Лучше бы верили. Конан по собственному опыту знал: чем дальше поход, тем больше вольностей позволяют себе солдаты. Разумеется, если под боком не было врага, готового напасть в любой момент, который сочтет подходящим, – а опасностей такого рода на пути следования посольства не предвиделось. Если не встретятся и разбойники, то к окончанию путешествия солдаты могут совершенно распуститься. Конан собирался не допустить подобного развития событий, но желал по возможности обойтись без методов Газила.

— Помимо прочего, – продолжал киммериец, — вы должны будете обращаться с послом и людьми из его свиты со всем возможным почтением. Никакого подобострастия, но просьбы, исходящие от него, станете исполнять беспрекословно, если они, конечно, не будут противоречить моим приказам. Спорные моменты разрешать будете через вашего десятника. Масул – человек умный и опытный, он сумеет во всем разобраться. Вам все ясно?

— Да!

— Молодцы, — похвалил солдат Конан. — Теперь посмотрим на то, что из себя представляет каждый из вас.

Киммериец подошел к крайнему справа воину.

Парень был высокий, широкоплечий. Смотрел он на командира прямо, глаз не отводил. Чувствовалось, что он придерживался высокого мнения относительно своей персоны. Определенные основания для этого имелись. Орудовал он саблей, если судить по тренировке, здорово. Внешность тоже не подкачала. Черты лица у султанапурца были правильные, красивые. Немного портила впечатление его показная серьезность – губы поджаты, брови сведены.

— Имя, — потребовал киммериец.

— Сабир, — коротко ответил туранец.

— Как давно служишь? В сражениях участвовал?

— Полгода в армии. Был в составе тысячи, отправленной усмирять восстание горцев Кезанкии, но в боях участия не принимал.

— Немудрено, — усмехнулся Конан. — Всего две коротенькие стычки, вот вам и все восстание.

— Три, — чуть помедлив, поправил киммерийца Сабир. — Просто о последней встрече с горцами болтать не принято. Два наших десятка кезанкийцы заманили в ущелье и насмерть забили камнями. До возвращения в Аграпур оставалось два дня, и тысяцкий, чтобы лишние дни не торчать в горах, приказал придерживаться версии обвала, о которой говорили местные.

— Любопытно, — проговорил Конан.

Становилось понятно, почему Масул взял Сабира в свой десяток. Даже одно пребывание в горах Кезанкии многого стоило. Внешне доброжелательные горцы в самый неожиданный момент могли извлечь из-за пазухи кривые ножи и зарезать чересчур беспечного солдата. Тело скидывали с обрыва и говорили, что произошел несчастный случай. От такого гостеприимства воинов гибло во много раз больше, чем в открытых столкновениях. Конан своими глазами видел, как менялись люди, побывавшие в Кезанкийских горах.

— Тебя как зовут? — спросил северянин у солдата, стоявшего по левую руку от Сабира.

— Хамар.

Этот воин вызывал у киммерийца наибольшие опасения. В отличие от своих товарищей, Хамар богатырским телосложением не отличался. Среднего роста, очень худой. Руки его на вид тоже не были особенно сильными, мышцы едва просматривались. Но держался солдат уверенно. В темных глубоко посаженных глазах было заметно легкое ехидство, через призму которого Хамар воспринимал реальность. Он понимал, какую реакцию должен был вызвать его вид у сотника, и теперь ждал продолжения.

Конан, хоть убей, не помнил, как Хамар обращался с саблей. Как-то это ускользнуло от его внимания.

— В каких кампаниях участвовал? — задал обязательный вопрос киммериец.

— Весь мой опыт сводится к патрулированию столичных улиц.

Парень явно напрашивался.

Ну, что ж, можно было устроить небольшую разминку.

— С саблей обращаться умеешь? — спросил Конан, обнажая оружие.

— Лучше, чем с девицами, — ответил Хамар. — А их после ночи со мной еле ноги держат.

Конан кивнул на ножны туранца, разрешая тому достать саблю. Хамар довольно улыбнулся и извлек клинок.

— Расступитесь, — приказал оставшимся солдатам Масул.

Они отошли к десятнику, освобождая место для предстоящей схватки. Все, за исключением Сабира, выглядели чрезвычайно довольными. Похоже, они ожидали, что их товарищ если не побьет гиганта-северянина, то окажет ему достойное сопротивление.

Конан и Хамар разошлись на три шага.

— Начали, — сказал киммериец и занял оборонительную позицию.

Туранец показал, что будет атаковать сверху справа. Киммериец ему не поверил и едва за это не поплатился. Финта не было. В последний момент Конан успел заблокировать удар, который оказался ко всему прочему более сильным, чем этого можно было ожидать от Хамара. Туранец инициативу противнику отдавать не собирался и еще дважды пытался достать Конана. Действовал он очень быстро, сабля казалась продолжением руки туранца. Хамар стал со своим оружием единым целым, и оно без промедления исполняло приказы его сознания. Солдату Масула удалось в первые мгновения боя настолько ошеломить Конана, что киммериец, справившись с тремя первыми ударами, выкинул из головы все мысли о контратаке и приготовился дальше держать оборону. Решение, как выяснилось, было правильным. Туранец, успевший почувствовать своего соперника, включил обманные движения. Конану приходилось несладко. Он держался лишь благодаря своей реакции. Более медленный боец на его место уже вынужден был бы признать свое поражение и сложить оружие.