Город Солнца - [61]

Круглые мегалитические колонны, гигантские памятники из огромных блоков идеально высеченного и тщательно подогнанного гранита. Восемь из них находились в непосредственной близости друг к другу. Их даже не с чем сравнивать, так они просты, массивны и внушительны.

Перевернутые, более широкие у вершины, чем у основания, высотой от тридцати до сорока футов, они поднимаются из каменистого красного грунта, являясь в то же время его неоспоримой собственностью. Они господствуют над полуостровом и затмевают все, что оказалось Рядом. Это не лишенные туловищ монолиты острова Пасхи, слепо глядящие в океан, а функциональные сооружения, созданные для определенной цели. Есть ли в них что-либо внутри? Если да, то что? И почему именно здесь?

— Это кладбище, — сказал Антонио.

Я взглянул на него, но мое внимание снова переключилось на сhulраs — так их называют индейцы племени аймара — lаs сhulраs dе Sillustani. Если здесь кладбище, то это надгробные памятники, а Силлустани, стало быть, — место захоронения царей или гигантов, возможно, самих правителей мира…

Мы подошли к месту вблизи центра арены, инстинктивно избегая лунных теней, отбрасываемых высокими гробницами. Антонио указал налево, затем его рука медленно описала дугу направо, и я увидел, что они были везде. Насколько я мог видеть в ночи, вся местность, безлюдная и пустынная, как лунный ландшафт, была заполнена такими же каменными башнями. Больше здесь не было ничего. Ничего, кроме каменистою красного грунта, серого ночью, и неба с яркими звездами и серебристо-белой луной. Он кивнул головой на озеро, окружающее столоподобный остров.

— Это Умайо, — сказал он. — Это слово означает «голова» или «исток». А это остров с таким же названием. Его вид изумителен.

Он повернулся лицом к башням, закрывающим звезды. Я заметил, что некоторые из них частично разрушены: гигантские гранитные блоки размером четыре на четыре фута и весом как минимум десять тонн выпали из своих мест и лежали полузасыпанные грунтом, будто вогнанные в землю мощным ударом. Внутренняя часть этих наполовину поваленных башен была открыта. Некоторые из них были заполнены камнями и булыжниками.

— Вон они, эти сhulраs, — сказал Антонио.

— Надгробия смотрителей Земли. Силлустани — место захоронения древних шаманов Перу.

7 июля.

Антонио ушел на поиски дров. Я предлагал свою помощь, но он захотел сделать это сам. Над обрывом растут кусты и редкие пучки травы. Сижу на скале у края обрыва, гляжу на сhulраs, равномерное стрекотание сверчка временами нарастает, подчеркивая, почти усиливая пронзительную тишину, царящую вокруг. Освещения достаточно для записей. Я хочу зафиксировать впечатления.

Время здесь остановилось. Оно висит, парит в воздухе. Почти удается видеть его мерцание, воздух потрескивает от чего-то, напоминающего статическое электричество. Атмосферу этого места можно пощупать и она способна сбить с толку. Мое внимание постоянно отвлекается от того, на что я гляжу. Я веду себя как пес, который смотрит туда, где не на что смотреть. Я неожиданно оглядываюсь налево и ничего не вижу. Что это бы-ло? Ничего, — или что-то невидимое, витающее в воздухе.

Я спросил Антонио, что мы будем здесь делать. Он ответил, что мы здесь для того, чтобы закончить работу, которую я начал, возвратившись в Перу.

— Это место Севера, — сказал он. Я наблюдал, как он сооружает маленькую четырехугольную пирамидку из веточек и сухой травы. Он опустился на колени, поглощенный своим занятием. Его теsа все еще была свернута и прислонена к гранитному блоку справа. — Здесь спят вечным сном тела наших предков, здесь почитается их вечная память. Они были хозяевами Четырех Ветров, и я молюсь о том, чтобы вся работа, проделанная тобой, стала прелюдией к изучению основ их искусства. Вот для чего мы прибыли сюда. Только те, кто уже умер, могут прийти сюда с той же целью, с которой пришли мы.

Антонио засунул руку в складки двух своих пончо и вытащил оттуда маленький гладкий кусочек дерева, напоминающий плавник, и ровную палочку длиной десять дюймов. Он поместил их рядом с кучкой веточек и травы, а затем кряхтя присел на корточки.

Я никогда не чувствовал себя комфортабельно па кладбище, и предупреждение Антонио — насколько я его понял — прозвучало весьма зловеще. Что ж, приготовь себя сейчас, раз тебе не повезло попасть сюда своевременно. Я ошибочно посчитал себя только компаньоном Антонио, пассивным свидетелем его работы, невинным очевидцем. Мне следовало бы быть более проницательным. Мне больше не хотелось новых впечатлений, еще более жутких, чем смерть. Образ рisсhако, «безжизненного» из Саксайхуамана, еще не истлел окончательно в моей памяти. Ночь отчаяния в джунглях все еще не давала мне покоя.

И все же я готов, решил я, сознавая в то же время, что моя решимость является скорее выбором, чем оценкой готовности.

— Есть ли у меня иная причина быть здесь? — спросил я, удивляясь звучанию своего голоса в абсолютной тишине, нарушаемой лишь звуками сверчка. Мне казалось, что я говорю про себя, и в то же время, я слышал свой голос.

— Возможно, — ответил Антонио. — Может быть, мы узнаем об этом завтра или третьего дня.