Город разноцветных голосов - [10]

Он понимал. Он прекрасно понимал. И Натка это видела, и злорадно молчала, а Костик даже ответить не мог.

Остаток дня прошёл как в тумане. Костик, кажется, спел как-то на сцене, даже запомнил, как Натка на него смотрела — недовольно, даже с презрением. Это чувство Костик знал хорошо — так на него смотрел отец, когда он приносил очередную двойку или пытался сказать, что не хочет ни на борьбу, ни на карате, ни на хоккей. И так всё сжалось внутри от этого взгляда, так стало страшно после этих слов, что Костик даже на запомнил, чем всё закончилось. Только дома, в тепле, в своей комнате, он будто очнулся.

И понял, что ни за что завтра не пойдёт на выступление.

V

Всё же зря говорят, что голос и внутренний свет не связаны. Пока я был в одиночестве, пока я боялся выходить из своего дома, потому что мог погаснуть или замолчать, я научился слушать. Весь наш город звучал в единой, волшебной мелодии, и мой голос тоже. Конечно, себя я слышал громче всех, но теперь что-то изменилось — сквозь собственное звучание я слышал звучание других. И если мне нравился голос, я выглядывал наружу и смотрел, какому огоньку он принадлежит. Да, то, как ярко они сияли, не зависело от звучности, но цвета… Цвета были разные. Разные оттенки. У кого-то красивые настолько, что твой собственный внутренний свет отзывается и сияет ярче; а у кого-то некрасивые, противные, мерзкие. Я научился слышать и видеть, наверное, впервые в жизни. И увидел, и услышал, что самые красивые цвета у обладателей самых красивых голосов, как бы тихо или громко они ни звучали.

Я понял, что ещё так мало знаю о нашем городе, о нашем мире, о нас и о себе тоже. Но в тот миг, когда я это понял, мои собственные цвета изменились. Я бы не заметил, если бы не белый пол — его создали таким, чтобы хорошо отражать свет.

Ничего не случается просто так. И перемена цвета будто подтолкнула меня вперёд. Теперь всё получится, я знал. Теперь всё выйдет.

Я поспешил к своему знакомому огоньку и увидел его в окружении таких же, как он — чёрных, безжизненных, холодных. Все они кружилась вокруг моего знакомого, как будто старались погасить его ещё больше, если это было возможно. А он стоял. Он держался, и крохи света внутри него не гасли.

Я собирался шагнуть к нему и встать на его сторону, но в последнее мгновение меня остановил страх.

«Помнишь, чего ты боишься больше всего на свете? Замолчать, — нашёптывал он. — Твой голос уже стал тише, и если кто-то из них тебя сейчас не услышит, ты можешь утихнуть навсегда. Этого ты хочешь?»

Нет, ответил я своему страху. Я не хочу.

«Тогда останься. Подумай о своей семье. Что станет с ними, если ты замолкнешь?»

Я смотрел на моего приятеля и видел, как подёрнулись мраком его цвета. Я услышал, как его голос стал тише, и как голоса окружающих зазвучали увереннее. Это дало мне новый урок — можно звучать громче за счёт того, что ты заставляешь замолчать других, но твой внутренний цвет от этого становится некрасивым и мерзким. И так мне стало противно от этого, что я ринулся вперёд, позабыв о шепчущем на ухо страхе.

Тогда пусть моя семья будет помнить меня громким и сияющим, решил я. И мгновенно забыл об этом, потому что спешил на помощь к своему погасшему приятелю.

И не было в этот миг вокруг света, что сиял бы ярче, и голоса, что звучал бы громче.

* * *

До выступления оставалось полчаса. Первые гости уже собирались, и Натка видела, как они рассаживались в зале, слышала гул голосов. Но её волновал только один человек — папа, а его всё не было. Вот уже и мама с Колькой в зал вошли; мама села в зале, а брат встал возле колонны. А папы всё не было…

— Ну что, ты готова, звезда сцены? — послышался родной мужской голос.

Натка застыла на месте от волнения. Неужели? Это же папа! Она боялась обернуться — вдруг не он?

— Что, даже не обнимешь? — его голос улыбался.

Натка обернулась и бросилась к отцу. Он был таким нарядным, таким красивым! В его руках шелестел праздничной бумагой букет красных роз, и в этот миг не было никого на свете счастливее Натки.

— Тебя всё-таки отпустили! — взвизгнула она и прижалась к отцу. От него остро пахло морозом и табаком.

— Ещё бы меня не отпустили, тут такая звезда выступает, — улыбнулся отец. — А где твой коллега?

Радость мигом погасла, будто кто-то выплеснул ведро холодной воды в жарко натопленный камин. Натка потупилась, её щёки вспыхнули.

— Не знаю, — прошептала она. — Может, не пришёл ещё?

И придёт ли после её вчерашнего выступления? Ох.

— Чего это ты покраснела? — папа провёл рукой по голове Натки, отчего волосы растрепались, но ей было всё равно. — Неужели он тебе так нравится?

— Нет! — вспыхнула Натка. — Он наглый, вредный, противный, и…

— Ладно тебе, он хороший парень, — отмахнулся папа. — Его отца недавно перевели к нам в штаб. От его предшественника остался настоящий бардак, и он никак не может навести порядок. Едва не ночует на работе, бедняга. Сыновья его, наверное, вообще не видят, ни старший, ни младший…

Натка застыла. Так может, Костик и правда не плохой? Просто отца не видит так же, как она сама. Натка знала, другие мальчишки без присмотра родителей тоже хулиганить начинали. И вообще…