Город под кожей - [12]

– Не хочу.

– Что ты там прячешь?

Карла не могла признать, что действительно что-то прячет, поэтому задрала рукав на правой руке. Билли сначала показалось, что он видит красную воспаленную сыпь.

– Опять игралась?

– Так время быстрее идет.

– Мало тебе черепа с костями?

Дочь пожала плечами.

– Захотелось чего-нибудь новенького.

Однако, присмотревшись, Билли заметил в беспорядочных пятнах некую систему. Царапая кожу, Карла вывела, словно татуировку, набухшее слово «папа».

– Зря ты это сделала. Мило и трогательно, но все равно зря.

Девочка без приглашения задрала другой рукав и показала левую руку со словом «мама».

– Еще трогательней, – сказал Билли, хотя картина его скорее задела, чем тронула.

– Не волнуйся. Скоро рассосется.

7. Ночь за стеклом

Купол оранжереи штриховали капли дождя, внутри горели несколько расставленных среди кактусов свечей. Их пламя отражалось на стекле в промежутках между иглами и лопатками растений, еще больше оттеняя мокрую тьму снаружи. По рельефу Иводзимы бегали тени. Лорел, бездельничая, валялась на кушетке; девушка не спала, но либо выпила лишнего, либо просто устала, – голова ее почти касалась черно-синего острия листа агавы, в то время как мысли блуждали далеко-далеко. Вроблески и женщина с неподходящим именем Женевьева сидели друг против друга в плетеных креслах. Хозяин наполнил два бокала вина. Женевьева держала свой обеими ладонями, словно тот мог упорхнуть.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо – или пытаясь выглядеть заботливо – спросил Вроблески.

Женщина несколько раз моргнула и, не глядя на собеседника, без выражения ответила:

– Нормально.

– Я рад, что ты согласилась приехать.

Если фраза и показалась ей странной – разве у нее был выбор? – то она не подала виду. Возможно, ее ничего больше не удивляло.

– Не жизнь, а сплошной кошмар, верно?

Женевьева повела плечами: какая, мол, разница?

– Я не напрашивалась на встречу.

– Что правда, то правда, – согласился Вроблески. – Кстати, во что это ты закутана?

– В занавес, – ответила она. Похоже, она посчитала это объяснение достаточным или попросту не захотела вдаваться в детали.

– И ты под ним голая?

– Под одеждой мы все голые.

– Очень глубокая мысль, – тихо произнес Вроблески. – Покажи.

Женщина помедлила ровно настолько, чтобы отпить еще глоток и поставить бокал на пол, и плавно, величественно поднялась, позволив бархатному занавесу – если это был действительно занавес – опуститься сзади на кресло. Полностью обнаженная, она потянулась, ища опоры, кончиками грязных пальцев к краю рельефной карты, но Вроблески подал воспрещающий знак. Тогда женщина отступила на шаг и искоса взглянула на собственное молочно-бледное отражение в стекле оранжереи, затем с невозмутимым спокойствием перевела взгляд на Вроблески.

– Я хочу, чтобы ты повернулась ко мне задом, – сказал он.

– Как угодно.

Женщина выполнила указание, словно позировала на уроке рисования. Вроблески поднялся и подошел к ней почти вплотную. От тела исходило тяжелое амбре – запах лука и застоявшегося пота, но хозяин дома не обратил на него внимания. Он пристально всмотрелся в татуировку на спине женщины.

– Когда ты ее сделала?

– Не я сделала, а мне.

– Кто?

– Не знаю. Я не видела его лица. Кто угодно мог быть. Даже ты.

Вроблески никак не отреагировал на колкость.

– Меня привязали, – продолжала Женевьева, – к металлическому столу. Где – не знаю. В каком-то подвале. А может, и нет. Где именно это случилось – неважно, так ведь?

– И с тех пор ты живешь на улице?

– Я всегда жила на улице.

– Тебе известен смысл этой татуировки?

– Смысл? Что ты имеешь в виду?

– Да ты, я погляжу, философ. Я имею в виду, что эта татуировка – карта, верно?

– Ты хорошо соображаешь. Я долго думала, прежде чем дошла своим умом.

– Тебя не интересует, карта чего именно?

– Раньше интересовало. Потом я перестала о ней думать. Что бы там ни было на карте, я туда не хочу.

– Как знать… Возможно, ты там уже побывала, – заметил Вроблески, продолжая внимательно рассматривать тату, щурясь от недостатка света, как путешественник, завороженный надписью на стене заморской пещеры. Он сделал еще шаг и протянул руку, как бы желая дотронуться до женщины, но кончики его пальцев замерли в нескольких сантиметрах от поверхности кожи, словно опасаясь ожога.

– Ты не собиралась ее свести?

– Такая операция мне не по карману.

– Или могла бы нанести поверх нее другую татуировку, что-нибудь посимпатичнее. В японском стиле, например.

– Могла бы? Я?

– Конечно, если ты не считаешь, что уже поздно.

Женевьева восприняла последние слова как угрозу.

– Что ты намерен со мной сделать?

Вроблески посмотрел на жертву с некоторой симпатией. Вопрос был задан по существу.

– Не знаю, – искренне произнес он. – Пока не решил.

– А какие есть варианты?

– Этого я тоже пока не решил.

– Хочу еще вина, – сказала Женевьева.

Вроблески наполнил ее бокал.

– Послушай, тебе придется пожить у меня некоторое время. Здесь тебя не обидят. Пока я не определюсь, какой вариант лучше.

– Лучше для кого?

– А ты сама как думаешь, Женевьева?

Та оглянулась на Лорел. Девушка на тахте ответила приветливой улыбкой.

– Решил завести гарем? – спросила Женевьева.