— О чем тут думать? — взвизгнул Майорк, который очень не любил, когда ему напоминали, что он не первый день живет на свете. — О чем тут думать? Ты пользуешься моей добротой, неблагодарный друг мой. Любой приличный маг на моем месте давно исполнил бы все свои угрозы. Я мягок, я дал тебе достаточно времени! За это время я, с моими способностями, овладел бы нужными мне знаниями, а ты бы сейчас уже обнимал свою дочь.
— Прошу тебя, Майорк, не говори о моей дочери…
— Как же ты утомил меня, Гром. Кстати, почему тебе дали такое громоподобное имя? И кто?
— Так решил Учитель. Я не выбирал себе имени.
— Но должно же оно что-то значить?
— Наверное.
— Ты просто не хочешь говорить, упрямый друг мой.
— Оставь, Майорк. До имени ли мне сейчас.
— И все-таки я хотел бы знать… Впрочем, оставим до следующего раза. Пока меня больше волнует другое. Когда мы приступим к занятиям?
— Подожди, не торопи меня. Может быть, черному магу ничего не стоит нарушить клятву, но простому человеку это сделать гораздо сложнее.
— Разве ты простой человек? Ну, об этом мы еще побеседуем. Я жду до следующей лупы, скрытный друг мой. А затем… ты знаешь, что будет.
— Прошу тебя, Майорк…
— Ну, что еще?
— Не называй меня «друг мой».
Когда маг, в раздражении взмахнув рукавами как крыльями, выскочил из каморки, тот, кого он называл Громом опустил голову. До сих пор он еще как-то держался, но было ясно, что Майорк долго ждать не будет. Грома ничуть не обнадеживало шутовское поведение мага.
Он знал — Майорк обладает страшной силой, и в этом он ничуть не уступает самым могущественным магам Черного Круга. Кроме того, он был невероятно тщеславен. Тщеславие его в последнее время особенно приобрело какую-то болезненную окраску. Как говорили Грому, маг всегда совершал удивительные по изобретательности гадости, но при этом кичился своим добродушием, своей мягкостью… Да чем он только не кичился! Вздорный старик, Майорк к четырехсотлетию стал совсем невыносим: вдруг решил овладеть знаниями и умениями, которыми обладают лишь слуги Митры. «Весь мир будет мой!» Эти слова черного мага и смешили и пугали Грома. Слишком хорошо он знал действительные способности Майорка. Притворщик и лицедей, что творил он в своем маленьком, на вид скромном, а внутри роскошном доме? Этого не знал никто. Чудовищная сила, умноженная за сотни лет упорством, хитростью и тщеславием, впитавшая в себя кровь и страдания, делала мага неуязвимым. Так считал Гром, не представляя себе пока, что можно сделать. Да, он — слуга Митры, взысканный светлым богом! Но сейчас он был так же слаб, как и обычный человек. Майорк подстроил ему потрясающую по своему коварству ловушку. И поэтому Гром тянул время, надеясь на чудо и боясь даже думать о дочери. «О, Митра, — бормотал он в полузабытьи, — не силы прошу у тебя, Пресветлый! Помоги устоять слуге своему… Пошли мне божественное озарение, чтобы я знал, что делать. Я не могу потерять дочь. Не могу… Не могу…»
Конан открыл глаза, широко зевнул, потянулся. Уже наступила ночь, а он только проснулся. Сколько кувшинов вина было выпито им вечером? Дюжина? Две? Но вино здесь отличное. И проясняет мозги и туманит одновременно. Надо кликнуть слугу… Пусть принесет еще пару кувшинов…
С этой мыслью, весьма оживившей варвара, он встал, пошел к двери. Но не успел взяться за ручку двери и повернуть ее, та повернулась сама — Конан в одно мгновение очутился в дальнем углу комнаты, — дверь открылась, и на пороге появился Иену. Красивое лицо его кривилось то ли от раздражения, то ли от неприязни, Конан не стал особенно раздумывать. Он толкнул Иену в грудь и захлопнул дверь прямо перед его носом. Но только варвар сделал шаг в сторону, дверь с силой распахнулась, и разъяренный Иену влетел в комнату. За ним, смущенно улыбаясь, показался здоровенный детина с Конана ростом, но старше его лет на двадцать. Следом вошел Аксель.
— Скажите, скажите ему, святой отец! — возмущенно закричал Иену, указывая на варвара тонкой, изящной рукой. — Что я сделал ему плохого? Он опозорил меня! Он говорил со мной так, будто я сопляк!
— Ты и есть сопляк! — рявкнул Конан, сжимая кулаки. — Только поэтому я еще не раздавил тебя как муху. Убирайся отсюда!
Аксель встал между ними и, обращаясь к варвару, с улыбкой сказал:
— Не горячись, Конан. Не знаю, чем тебя так рассердил этот молодой человек, но я могу отвечать за его честность и мужество. Уйми свой пыл хотя бы на время. Мы пришли к тебе с миром, сын мой, и… с картой.
Конан покосился на юношу, раскрасневшегося от негодования, усмехнулся, остывая. В конце концов он — воин, не к лицу ему спорить с юнцом. Хотя этот юнец заслуживает хорошей порки за свои выходки. Конан фыркнул, бросив на юношу презрительный взгляд, и повернулся к Акселю.
— Что же. Давайте посмотрим на вашу карту. Аксель кивнул детине, тот достал из-за пазухи папирус, протянул варвару.
— Ты и есть кузнец Игалий?
Вместо ответа детина улыбнулся, суровое лицо его с крупными чертами сразу преобразилось — таким мягким, светлым стало оно, что Конан в очередной раз удивился. Странный город! Странные люди! Если бы у Вейшана был правитель, он мог бы показывать подданных за золото. Немалые денежки текли бы в казну!
