Город - [9]

— Э — эй! Здорово! Помнишь нас? Мы из тех маленьких букашек, что иногда пробегают мимо тебя! Меня зовут Дэнил, а это Чеслав.

Дэнил посмотрел на статую выжидательно, потом сказал зло:

— Что ты сука, меня игнорируешь все время!

Второй, которого назвали Чеславом, откинул капюшон, и стало видно, что он саркастически улыбается.

— Хорошая попытка. А главное оригинальная.

Дэнил проворчал что‑то неразборчиво и отвернулся. Чеслав поднял глаза, всматриваясь в безразличное каменное лицо.

— Я однажды заставил его посмотреть на меня, — он покосился на обернувшегося товарища. — Принес шахматы, и стал играть партию за себя и за него. В какой‑то ход за его сторону я зевнул ферзя…

— Эка невидаль, — перебил Дэнил. — На меня он тоже раз поглядел.

Чеслав посмотрел на него вопросительно.

— Притащил шлюху с островов, — пояснил Дэнил, — поставил раком и показал…

— Я тебя понял, — сказал Чеслав.

— А чего тут понимать, — пожал плечами Дэнил. — Совместил приятное с полезным. Хотя толку немного было…

Он прошелся по залу, опустив голову и заложив руки за спину.

— Слушай, — с надеждой в голосе начал он, — а может нам еще одну больную девчонку найти? Может он к ним слабость питает?

Чеслав покачал головой.

— Во — первых, он все равно говорить не будет, а во — вторых… где ты таких искать будешь?

— Я знаю одну, с похожими талантами, — задумавшись, пробормотал Дэнил, — правда она ничем не болеет, и годков ей… то ли семьсот, то ли восемьсот. Но как нам тогда узнать секрет чертовой технологии?

— Может, есть какая‑то машина для разморозки? — спросил Чеслав.

— Может и есть, — сказал Дэнил. — Только как нам это поможет? Рисковать мы не можем. В органике при заморозке образуются кристаллы льда. Вода, переходя из жидкого состояния в твердое, расширяется, значит, все ткани повреждены. Раньше вроде были криогенные камеры, в которых можно было заморозить живое существо, а потом обратно оживить, но там весь секрет был в технике заморозки, жидкость какая‑то вкачивалась, электромагнитные волны, чтобы не допустить кристаллизации…

— Это не наш случай, — заключил Чеслав. — Значит, нам остается только ждать, пока все условия не сойдутся благоприятным для нас образом…

— Значит есть много времени для тренировок! — радостно заключил Дэнил. — Что, окунемся еще разок?

По полу пополз прозрачный слой тумана, словно здесь образовался резкий перепад температур. Туман густел и поднимался, сначала по пояс, потом дополз до груди, а через пару минут кроме молочной мглы ничего не осталось. Вдруг стало очень холодно, просто невыносимо, словно ты прикоснулся к железу зимой, только не кожей, а всеми внутренностями сразу. Туман сдуло, и на безжизненной равнине под абсолютно черным небом остались две карикатурные фигуры. Обмотанные всевозможным тряпьем, они походили на растолстевшие бедуинские мумии. Из тех мест, где у людей должны быть лица, вырвались небольшие облачка пара. Фигуры сделали по шагу. Левая, не удержала равновесие и опустилась на колено. Правая сделала еще шаг и упала навзничь. У левой, из того места, где должен быть рот, еще раз вырвалось облачко пара, и она так и осталась стоять на одном колене. Черный мир снова стал безжизненным, и только холод искал новую жертву, забираясь ледяными пальцами в душу.

Глава 3

Очнувшись, я с трудом разлепил глаза. В темени тут же заломило, и я, морщась, потрогал голову. Там не было ни повязки, ни раны, хотя болело так, словно мне засветили в затылок топором.

— Валя, сыночек, как ты? — раздался встревоженный голос мамы.

Я приподнялся на локте и осмотрелся. Я лежал в больничной палате, хотя непонятно, как я здесь оказался, и по какой причине. Ко мне наклонилась мама и мягко нажала на плечо.

— Лежи, лежи. Врачи сказали, тебе отдыхать надо…

Вообще‑то наша мама ростом чуть выше метра пятьдесят и худенькая, так, что жать она могла, сколько ее душе угодно, но я решил не сопротивляться, поскольку меня в первую очередь интересовало, что же случилось, а не споры о чрезмерной опеке уже взрослого человека.

— Что произошло? — спросил я. — Кто мне по башке дал?

— По башке? — удивилась мама. — По какой башке?

Я поднял руку и снова пощупал голову.

— Почему я в больнице? — напрягшись, я сумел по — новому сформулировать вопрос.

— Врачи говорят, у тебя припадок был. От переутомления.

— Разве от переутомления бывают припадки? — усомнился я. — К тому же я едва начал работать…

В голове промелькнули все части путешествия в Приемник и странная история, точнее две истории, неведомо как соединившиеся в одну. Сначала два человека и статуя, а потом ледяной мир. Так быть не должно. На предмете отпечатывается лишь одно впечатление, самое сильное из относящихся к вещи.

— А где инспектор? — спросил я.

— На работе, наверное, — нахмурилась мама. — Я ему ещё вчера все высказала. Спихивают свою работу на других…

— Это он притащил меня сюда?

— Кто же еще?

Я прислушался к своим ощущениям. Похоже, со мной действительно не произошло ничего страшного. Я рывком сел. Череп снова заломило, но я не подал виду. Мама открыла рот, но видимо поняла, что спорить бесполезно. После недолгих препирательств мне удалось вытребовать свою одежду и, не заморачиваясь выпиской и прочей бумажной волокитой, я отправился к инспектору. Официально, для матери, причиной было названо желание рассказать, что я увидел и отделаться от назойливой охранки, но из головы не шла последняя картина замершего мира. Мир этот был реальным, в этом никаких сомнений, выдуманная история останется в памяти человека, но не в крови. Ледяной ад, царящий на планете, тоже не являлся чем‑то экстраординарным. Мало ли в истории человечества катастроф, после которых у планет исчезала атмосфера или их срывало с орбиты? Но что маячило там на горизонте? С первого взгляда казалось, что замок. Но сооружение было слишком ажурным и воздушным. Может какая‑то культурная или религиозная постройка? Все эти тонкие изгибы и наплывы, тянущиеся вверх, не очень похожи на творение человеческих рук. И почему‑то об этом замке все время хотелось думать, это приносило странное удовлетворение, немного похожее на состояние опьянения, когда все вокруг плывет и становится зыбким.