Город на трясине - [6]

Судьба этого города была уготована уже при его рождении…

Будапешт, тот самый Будапешт, который лежит сейчас полумертвым, без сознания, истекая кровью от многотысячных ран, родился в 1867 году. Отцом его была венгерская реакция, заключившая компромисс с Габсбургами, а родной матерью — тысячелетняя «счастливая Венгрия».

Подавив освободительную борьбу венгерского народа, озверевшая мстительная австрийская реакция двадцать лет правила Венгрией как своей провинцией. При этом прибегала к наиболее варварским и вместе с тем самым примитивным формам колонизации: как можно больше эксплуатировать экономически, беспощадно карать все прогрессивное, отовсюду вытеснять венгров и править страной через своих, присланных извне, чиновников. Разумеется, рано или поздно такая политика должна была потерпеть крах. Против нее восстали даже те слои венгерского населения, которые в свое время отнюдь не одобряли мятеж Кошута. Такая политика вынудила подавляющее большинство венгров перейти на позицию пассивного сопротивления. А это не сулило ничего хорошего Австрии. Из-за неопределенности внутреннего положения топталось на месте производство, венгры занимались саботажем, а тем временем обнаружилось, что нацменьшинства, проживающие в стране, которые были удачно использованы реакцией для нанесения удара в спину освободительной борьбе венгров, тоже не слишком благонадежны по отношению к императорскому двору.

А вслед за верхушкой венгерского общества, за помещиками-феодалами, большей частью все еще преданными Габсбургам, постепенно разорявшиеся средние слои населения начали понимать, что дальше так продолжаться не может. Тем более что в воздухе опять запахло не раз оправдывавшей себя в прошлом политикой Марии-Терезии и Иосифа II, характеризующейся заигрыванием и обещанием уступок крестьянству, с тем чтобы сломить сопротивление венгерского господствующего класса. На смену неприязни, пассивному сопротивлению пришел дух мудрого согласия. Вместо изгнанного Кошута образцом, олицетворением «мудрости родины» стал Ференц Деак[3]…

Поражение при Кёниггреце сделало венский двор еще уступчивее, да и венгерский господствующий класс увидел, что представляется удобный случай заключить сделку повыгоднее. В результате на свет появилось компромиссное соглашение 1867 года. На его основе развернулась реставрация венгерского феодализма. И если целиком ликвидировать последствия освобождения крепостных оказалось уже невозможным, то, во всяком случае, был поставлен прочный заслон на пути дальнейшего укрепления крестьянства. Венгерский феодализм вышел из этого затяжного кризиса более сильным, чем был до 1848 года. Своими угодьями ему, правда, пришлось немного поступиться, но оставшуюся часть он прочно закрепил за собой как юридически, так и фактически.

К этому времени и Венгрия оказалась захваченной восходящим потоком бурно растущей мировой хозяйственной конъюнктуры. В консолидированную «колонию» обильно поступал иностранный, главным образом австрийский, капитал, прокладывались новые шоссейные и железные дороги, приводились в порядок и расчищались для судоходства реки, развернулась широкая индустриализация. На первый взгляд, для страны наступила счастливая «золотая эпоха».

Но это только на первый взгляд, ибо миллионам венгерских трудящихся пользы этот подъем принес мало. Подвизавшаяся на политической арене венгерская феодальная прослойка, чтобы обеспечить себе получение новых займов, закрывала глаза на прожорливость иностранного капитала. Огромные сделки и бесстыдная коррупция порой приводили к смене правительств, в то время как помещичье общество от этого только выигрывало. Джентри[4], разбазарившие свои поместья, приобрели себе новую «родовую вотчину» в виде должностных окладов, сохранив при этом дух жестоких законов Вербеци, земских судов и палочных наказаний. А только что ассимилировавшийся средний класс, пропитанный немецким духом, и еврейская крупная буржуазия с прилежным усердием неофитов копировали все, что замечали у венгерского господствующего класса.

Феодальное ярмо и отсутствие демократических преобразований сильнее всего давили на крестьянство, которое в силу этого первым пришло в движение. Именно в это время могучим символом для венгерского крестьянства стало имя изгнанного из страны Кошута. С этим именем крестьянство связывало свои требования земли и свободы. Повсюду создавались кружки Кошута, крестьянство целиком перешло в оппозицию, а помещичья Венгрия для острастки усиленно обхаживала национальные меньшинства, пытаясь создать себе некую политическую базу из этого материала. На послабления и уступки феодальный режим не шел, волнение крестьянства нарастало и принимало все более активные формы. Крестьяне, прозрев политически, требовали земли, демократических свобод, равноправия и человечного обращения.

Ответом на эти требования явились произвол джентри на местах и усилившийся жандармский террор. Революционный подъем рос, но всей стране одно за другим вспыхивали волнения: в Орошхазе, Бекошчабе, Баттонье, Ходмезёвашвархейе, Зенте, Элемере, Надьудваре, Алпаре, Топоваре… Правительство со всей беспощадностью выступало на защиту режима. Оно потопило в крови все выступления, заставляя солдат стрелять даже в мирных демонстрантов, разгоняло земледельческие стачки. Венгерские крестьяне-бедняки праздновали тысячелетие основания государства, столкнувшись лицом к лицу с сорокатысячной армией штрейкбрехеров из числа словаков, румын и сербов, собранной в Мезёхедьеше…