Город на трясине - [123]

— Уж это-то, папа, тебя действительно не должно беспокоить, — засмеялась Эва. — Уж не жалко ли тебе?

— Почему мне должно быть жалко? Мне не жалко, только из этого как раз и видно, как они карабкаются наверх…

— А разве это так плохо? — серьезным тоном спросил пастор.

Хорват покрутил головой.

— Это, конечно, не плохо, — вынужден был согласиться он. — Это, конечно, лучше, чем распространять сплетни о тех, кто не гол как сокол.

В дверь постучали. Вошел сын Хорвата Бела.

— Семейный совет? — спросил он.

— Замолчи! — оборвал его отец и тут же рассказал ему все, что слышал от Карбули.

— Нужно хорошенько прикрикнуть на них, чтобы они заткнули свои глотки.

— Тогда-то они уж наверняка подумают, что мы их боимся.

— Ничего не нужно делать. Поговорят-поговорят да перестанут.

— Ну и люди же у нас!.. — начал было свое Хорват, но сын не слушал его.

— Какую новость я узнал! — вдруг сказал Бела. — Наш друг Корда, оказывается, разводится с женой!

— Это правда? — удивилась Эва.

— Сегодня утром Жужи уже перебралась к своим родителям.

— Это еще ничего не значит. Она уже не в первый раз переселяется к ним.

— Однако на сей раз это, кажется, серьезно.

— Вполне возможно, — засмеялась Эва. — И все потому, что скоро кончится трехгодовая рента.

Пастор с беззаботной улыбкой слушал этот разговор, но последняя фраза испортила ему настроение. Он чувствовал, как у него все внутри закипает от злости. Он даже отодвинулся немного от Эвы. Девушка поняла это по-своему и шутливо набросилась на брата:

— Как ты можешь такое говорить в присутствии моего жениха?!

Бела засмеялся и, повернувшись к Хорвату, сказал:

— Оставим их одних, отец! Не будем им мешать. Я уверен, что в душе они нас обоих сейчас готовы послать куда угодно…

Молодые опять остались вдвоем, но настроение у Иштвана настолько испортилось, что он, поспешно попрощавшись с Эвой, пошел к себе домой.

Семья Хорвата уже переехала в новый дом, оставив стариков в старом. Правда, сначала и стариков хотели было перевезти в новый дом, чтобы они пожили там, пока Эва не выйдет замуж: нехорошо как-то было оставлять девушку в доме одну. И совсем не потому, что Берецы боялись за нее или же не доверяли господину пастору, а так, чтобы злые языки зря не болтали. Однако старики наотрез отказались переселяться в новый дом. Вот и пришлось Хорвату с женой жить в доме возле дочери, а дом на хуторе оставить без хозяина. Хорват утешал себя тем, что через несколько месяцев все будет иначе. Чего не сделаешь ради собственной дочери!

Дом Берецев был полностью готов. Более того, весь участок уже обнесли чугунной оградой. Лишь сад и двор не были еще приведены в порядок, но этим решили заняться весной.

За домом, всего в нескольких шагах от изгороди, раскинулось жнивье, а за ним — кукурузное поле.

Шли первые дни сентября. День выдался на редкость солнечный. На небе не было ни облачка, но солнце уже не пекло, как летом. В воздухе чувствовалось дыхание осени. Окошки домиков Сапожной слободки сверкали на солнце. В воздухе то тут, то там блестела паутина. Жнивье от упавшей на него росы казалось покрытым белой кисеей.

Стоило Иштвану взглянуть на раскинувшееся перед ним поле, как сердце его сжалось, и он зашагал еще быстрее.

Когда он свернул в Сапожную слободку, то увидел, что навстречу ему движется странная процессия. Возглавляла ее старая-престарая повозка, которую тащил облезлый осел. В повозке, подняв руки вверх, стоял возница и во все горло орал песню, а за повозкой с громкими криками и улюлюканьем бежала ватага ребятишек.

Когда повозка подъехала ближе, Иштван узнал в вознице Вечери. Он возвращался с базара. Торговля была, видимо, или очень удачной, или же, напротив, совсем неудачной, но Вечери сильно напился. Он то пел, то ругал бегущих за ним ребятишек.

На крик ребятишек из домов повыскакивали жители, чтобы полюбоваться редкостным зрелищем.

Заметив пастора, Вечери приподнял шляпу и закричал:

— Господин пастор! Благословите мою ослицу! Благословите мою Жофи… Другого имущества у меня нет. На ней все держится. Я же сам — полнейшая свинья… На Жофи все мое хозяйство и держится… Так благословите же ее, господин пастор!

Однако Иштван не только не остановился, а ускорил шаги. Односельчане при встрече с пастором степенно здоровались, а как только он проходил, тихо посмеивались за его спиной.

«А может, мне и в самом деле нужно было остановиться и поговорить с этим пьяницей?..»

Почти в самом конце Сапожной слободки пастор повстречался с Шандором Бакошем, которого он и не узнал бы, если бы тот не поздоровался.

— Это вы, Бакош? — окликнул Шандора пастор, когда тот уже прошел мимо. — Я вас совсем не узнал.

Шандор остановился и смущенно улыбнулся.

— Вы очень постарели с тех пор, как я вас видел в последний раз. Вот я вас и не узнал.

— Да… время идет. Все мы стареем…

Оба немного помолчали, не зная, о чем говорить дальше.

— Как живете? — спросил наконец пастор.

— Спасибо, что интересуетесь. Живем потихоньку.

— Вы хороший дом себе поставили.

— Там еще много чего доделывать нужно.

— Постепенно все доделаете, не расстраивайтесь.

Оба снова помолчали. Затем пастор подошел к Шандору и, взяв его за руку, спросил: