Город мертвецов и другие истории - [24]

Внутри не было звезд или всполохов цвета известной палитры. Края были обрамлены солнечным светом, который преломлялся в самых причудливых формах и цветах. Еще секунду назад заката было два – один над океаном, а другой – на верхней кромке черной дыры, и вот – уже кислотно-салатовые лучи покрывают «крышу» доселе неизвестного явления, которое так и останется без имени. Оно восставало из-за горизонта, как древнее божество, чуждое и живое, пусть и бесформенное.

– Как красиво! – воскликнула моя любимая.

Она была права. Зрелище просто потрясающее.

Стоило ли право созерцания смертельной красоты всего, что произошло раньше или чему еще было предначертано произойти?

Определенно нет.

Но, отбросив эгоизм, можно было сказать, что это стоило всего остального…

07.2014

Город мертвецов

Шел дождь.

Когда я выглянул из окна, мой взгляд встретила лишь не воодушевляющая картина полупустых улиц, переулков и мигающих вывесок. Город заскучал, подготавливаясь к ночной жизни; маленькая профилактика под серыми тучами.

В моей комнате одно окно, что открывает вид на шумный перекресток. Шумный настолько, что мне пришлось усилить изоляцию, иначе круглосуточный гогот машин за окном уже свел бы меня с ума. Но сегодня тишина была подобна музыке, которая толкает в прошлое, погружает в воспоминания о детском доме, о той тишине, которая окружала меня, убаюкивала любящими руками.

И странное чувство, словно выпьешь несколько чашек кофе подряд, толкало меня прочь из стен. Одновременно и дрожь и озноб, мысли рвутся наружу, не находя себе места в черепной коробке, в квартире, зовут в места, где раньше не приходилось бывать.

Я закрыл ноутбук и нехотя натянул куртку. Для меня, с моим образом жизни, такие прогулки – погружение в ледяную воду прямо из постели ранним утром. Или удар мешком по голове.

Одним слово – ничего хорошего.

После короткой прогулки по прокуренной лестнице, которая приветствовала своими уродливыми рисунками на стенах, я мгновенно попал в некое подобие свежего воздуха. Однако, стоило лишь летней дождливой прохладе прикоснуться к моим легким, я сразу прибавил оптимизма – прогулка манила, обещала быть спокойной и приятной, и это несколько обескураживало мою социофобию.

Перед моими глазами появилась черная лента пешей процессии. Возглавлял ее белый микроавтобус с занавешенными окнами. Черная ткань подсказала мне, куда направляется эта процессия.

Кладбище неподалеку было причиной низких цен на квартиры. Мало кому хотелось жить именно в том районе, где старое кладбище было подобно ожогу на теле города, омертвевшая кожа, что постоянно болит и воняет. Никто не предвидел, как мегаполис поглотит все вокруг себя, расширится настолько, и кладбище на отшибе станет частью инфраструктуры.

Я же, если и выходил на прогулки раньше, то часто прогуливался вдоль старого каменного забора, ограждавшего меня от мира мертвых. Бывал я и внутри, наблюдая за одинокими фигурами, сгорбленными над старыми камнями, хранящими подле себя останки некогда любимых и живых. Эти фигуры и сами походили на призраков – тихие, бесшумные. Лишь лица, расчерченные слезами, выдавали в редких посетителях жизнь.

Я шел за процессией, повинуясь странному чувству, которое подсказывало мне идти на кладбище, нашептывало странные мысли, которые мелькали перед глазами неуловимыми лицами.

Дождь все усиливался, граница зрения искажалась, а где-то вдали бушевал порывистый и волнистый ветер. Теперь уже каменные стены оставались единственным спасением. Приютом для живых.

Здравый смысл говорил повернуть назад, но что это было – любопытство или гипноз, я не знал, безвольно ступая за черной толпой.

Стоило пройти сквозь ворота, как природа поникла, успокоилась. Казалось, что мы все вошли в иной мир, со своими правилами и законами.

На несколько минут я отстал от похоронной процессии. Оглянувшись, я понял, что нахожусь в доселе неизвестном мне крыле, казалось бы маленького, кладбища. Вокруг стояли склепы, многие могилы были без подписей, ограды очерчивали целые группы из

белых крестов. Похоже, вокруг были семейные захоронения, из тех, что уже зарезервированы под каждого потомка вплоть до правнуков.

Как странно, а ведь кто-то жил, уже зная, что когда-то он будет лежать мертвым именно в этом месте, подле своих родных, которых он, может быть, и не знал вовсе. И так человек и жил, осознавая свой срок, каждый раз то прибавляя, то отнимая годы собственной жизни, повинуясь состоянию своего самочувствия.

Вдруг я услышал плач где-то позади. Оглянувшись, я понял, что процессия дошла до места назначения, и решил двигаться в сторону шума. Дождь заставлял петлять, искажал слух, но сквозь частокол крестов, я сумел разглядеть толпу в черном.

Фургон оставили на дороге, от которой нужно было идти около пятисот метров по грязи, что хлюпала под ногами, вязла на обуви и вообще всячески мешала продвижению. Мне сложно было представить, как несколько человек, с трудом, шли по мягкой земле, держа на плечах огромный дубовый гроб.

Осторожно ступая по траве, пустившись в обход грязного месива под ногами, я приближался. Впереди, на небольшом возвышении, в окружении железной резной ограды, собрались все родственники и знакомые усопшего.