Город - [24]

- Тоже верно, - согласился Пантокрин, тяжело вздохнув. - Придется самому... Ты вот что. Ты выйди пока. А то как бы не осерчал. Они, демоны, капризны до невозможности.

- Хорошо, Ваша Генеальность, - сказал премьер-министр. Встал и вышел из кабинета.

Пантокрин покосился по сторонам и стал быстро шептать заклинание вызова демона. Не успел он его ещё произнести, как увидел в кресле за столом, где только-что сидел сам, демона, а сам Пантокрин уже сидел на стуле за приставным столиком. Не нравились ему эти демонические штучки, но ничего не поделаешь, приходится мириться. Потому и сейчас он сделал вид, будто ничего особенного не произошло. Демон Фарух, который сейчас с недовольным видом восседал в кресле правителя, был так себе демоном, без портфеля, слонялся по задвокам Вселенной - контролировал нечистую силу, но обладал уникальными способностями ясновидения. От него невозможно было спрятаться. Он с высоты полета орла мог разглядеть иголку в стогу сена. Серьезно. Поэтому Пантокрин уже не раз обращался к нему за помощью.

- Ты, старый греховодник, мне всю обедню испортил, - недовольно проворчал демон. - Я едва у ведьмы Пантомимы всю её епархию не выиграл в картишки.

- Здравствуйте, Фарух! - почтительно поздоровался Пантокрин. - Но епархия вроде как у церковников?

- У них своя епархия, у нас - своя. Говори - зачем я тебе понадобился?

- Так найти кое-кого надо.

- "Шпиона" своего что ли потерял? - язвительно спросил демон.

- А вы откуда про шпиона знаете?! - очень удивился Пантокрин.

- Бархан рассказал какой ты здесь опять спектакль с этим "шпионом" организовал. Дрянной ты человечишко, Пантокрин. Все тебе надо с кем-то воевать. Неужто за свою жизнь ещё не навоевался?

- Бархан не любит меня, потому освещает события в невыгодном для меня свете, - пожаловался правитель.

- А кого он любит? - тут же согласился с ним демон. - Может лишь себя, да и то по великим праздникам. Как получил должность статс-секретаря, на нас, рядовых демонов, даже не смотрит, мы для него пустое место... Ну, да ладно. Что у тебя стряслось? "Шпион" пропал? Угадал?

- Угадали, - вздохнул правитель.

- Но это тебе будет стоить... - демон подвел глаза к потолку и после некоторого раздумья, выдал: - Сто тысяч.

- Наших бесотинок? - в надежде спросил Пантокрин.

- Кому они нужны ваши деревянные бесотинки?! - возмутился Фарух. - У вас ведь никакой стабильности, каждый месяц - то "черный вторник", то "черный четверг". Долларов конечно.

- Но у нас столько и в казне нет, - беспомощно развел руками Пантокрин.

- А чего ж тогда вызывал?! - рассердился демон. - Епархия Пантомимы больше стоит. Ладно, вот моя окончательная цена - пятьдесят тысяч и ни цента меньше.

- Я согласен, - покорно проговорил правитель.

- Деньги вперед.

- Но ведь вы пока ни того... Пока ещё ничего, - вконец растерялся Пантокрин. Он понимал, что с демонами надо всегда держать ухо востро. Такова уж их природа - творить людям всевозможные гнусности. Может деньги взять, а дело не сделать.

- Таково мое условие, - безапелляционно проговорил Фарух. - Результат гарантирую.

Правителю ничего не оставалось, как согласится. Он позвонил министру финансов и вызвал казначея с необходимой суммой.

Получив деньги, демон заметно повеселел.

- Ну что, старый маразматик! - весело проговорил он. - Может быть для начала отметим нашу сделку?

- Нет, вы бы мне сначала шпиона.

- "Шпиона"! - передразнил правителя Фарух. - Сам ты, Пантокрин, шпион и не лечишься. Да ладно, будет тебе шпион. - Бледное лицо демона напряглось, стало красным, потом - свекольным, глаза вылезли из орбит и налились кровью, вены на шее вздулись.

От этой жуткой картины Пантокрин невольно закрыл глаза. А когда их открыл, Фарух был уже совсем прежним и, развалясь в кресле, курил сигару.

- У хлюндявых твой шпион, в пятом бараке, - лениво проговорил он.

11. "Хлюндявые"

Григорий Орлов ворочался на жестком диване, пытаясь уснуть, но сна не было, хоть убей. В голову лезли невеселые, бесприютные мысли о том, что ждет его и его любимую впереди. Перспектива рисовалась безрадостной. "Что необходимо сделать, чтобы изменить ситуацию?" - мучился он вопросом. Но как на зло, ничего путнего на ум не приходило. Вспомнилась Чечня. Вот где был ад кромешный. Сколько раз он там прощался с жизнью. И ничего, пронесло. Даст Бог и здесь пронесет. А скольких товарищей он потерял на той жестокой, бессмысленной, никому не нужной, постыдной войне? Не счесть. Необстрелянных восенадцатилетних ребят, будто стадо молодняка, гнали на убой. А потом ещё унизили постыдным миром с боевиками, наплевали в душу. Ответят ли за это те, кто развязал ту страшную кровавую бойню? И есть ли им прощение? Нет, такое невозможно простить. Они должны, обязаны за все ответить.

После окончания университета Орлова вызвали в райвоенкомат и сказали, что надо год послужить. Он не возражал. Надо, так надо. В Омске он прошел ускоренные курсы младших командиров и через два месяца в звании младшего сержанта в составе роты солдат новобранцев был направлен прямиком в Чечню. И в первом же бою под Бамутом рота не досчиталась половины своих бойцов. Тогда-то и пришло впервые к Григорию осознание того, что их предали правители. Разве же можно это когда забыть? Нет, есть вещи, которые ни забыть, не простить нельзя. Честно. А разве можно забыть умирающего у него на руках замечательного парня Алешу Игнатова? Какой был голос у парня! Как он пел: "Я помню вас и все былое..." Эх! Да он один стоит всей этой преступной своры правителей во главе со "всенародноизбранным". Неужели же они так и не ответят за смерть Алеши и тысяч таких же, как он, парней?! Это было бы предательством их светлой памяти. И даже не в этом дело. Это прежде всего нужно оставшимся в живых. Безнаказанность приводит к утрате чувства справедливости, которое заканчивается в конце концов опустошенностью, как моральной, так и физической. На войне Орлов повзрослел на добрый десяток лет, а вернулся с неё пустой, как гнилой грецкий орех - с виду вроде крепкий, а внутри - одна труха. Он уже не был тем беспечным малым, уверенно шагающим по жизни. Нет. От былой уверенности не осталось и следа. Постепенно пришло осознание бессмысленности и никчемности своего существования, что он всего-навсего пешка, разменная монета в руках грязных политиков. День ото дня жить становилось все скучнее, все невыносимей. В груди зародилось что-то тяжелое, темное, злобное, даже, сверепое. Все могло кончится тем, что он либо, как говорится, по черному запил и кончил свою беспутевую жизнь где-нибудь в пьяной драке, либо и того хуже - пустился во все тяжкие. И только здесь, в этом жутком городе-призраке, как не странно, он вновь обрел себя, почувствовал и вкус, и цвет жизни. Может быть именно поэтому он и встретил здесь свою большую и единственную любовь. Сейчас он считал это вполне естественным и закономерным. Да, но как же отсюда выбраться?