Но и в этот раз, как всегда бывает, беда стряслась неожиданно. Едва одна из уток заметила мелькнувшие за кустами крылья большого сокола, как он уже был над ней. Отчаянный крик крякуши в одно мгновение всполошил всю стаю.
Нападение было таким быстрым, что птицы не успели сообразить, откуда им грозит опасность. Все сразу бросились врассыпную. Казарка забилась под куст. Утки нырнули под воду, а одна из них поднялась на воздух.
Только этого и надо было соколу. Вихрем пронесся он над кустом и ударил утку. В воздухе закружился пух и, качаясь, стал медленно опускаться на воду.
А сокол был уже далеко с мертвой добычей в когтях. Сквозь куст казарка видела, как на другом берегу широкой реки он уселся на обрыв и принялся потрошить птицу. Потом он ощипал ее и стал есть.
Казарка оглянулась. Уток нигде не было видно. С перепугу они забились под кусты и не решались вылезти из-под их защиты.
Сокол между тем закончил обед, тщательно обтер клюв о землю и пригладил им перья у себя на груди и крыльях. Затем поджал одну ногу и застыл без движения. Только голова его с хищным крючковатым клювом по временам медленно поворачивалась из стороны в сторону, и большие блестящие глаза спокойно и величаво поглядывали вокруг.
Это был крупный перелетный сокол сапсан, один из самых смелых пернатых хищников.
Ростом он был меньше казарки, но она чувствовала непреодолимый ужас при одном взгляде на него.
И это была не трусость. Хотя сапсан величиной всего с ворону, но в воздухе от него нет спасенья даже таким большим и сильным птицам, как цапли и гуси.
На земле и в воде сапсан не трогает птиц. Только с молодыми неопытными соколятами случается, что они бьют добычу слишком низко над землей. Они жестоко расплачиваются за свою неосторожность, насмерть разбиваясь грудью об землю. Взрослый сапсан нападает на птиц из засады и, вспугнув, бьет сверху всегда без промаха.
Казарка знала это. Счастье казарки, что в переполохе она не поднялась на воздух. Сокол сразу различил бы ее среди стаи уток, и тогда ей не миновать бы острых когтей.
Теперь сапсан был сыт. Любая птица смело могла приблизиться к нему, и он бы ее не тронул. Он не такой разбойник, как ястреб, который убивает всех, кого только может, даже когда сыт. Сапсана заставляет убивать только голод.
Одна за другой утки, осмелев, стали выплывать из своих убежищ. Сапсан их видел, но не шевельнулся. Его крепкое, стройное тело с широкой грудью словно приросло к камню. Такая неподвижность совсем не позволяла отличить его от окружающих камней и комьев земли. Под цвет их удивительно подходила его аспидно-бурая спина, черные перья крыльев и серо-полосатые грудь, брюхо и хвост. Только белое горло выделялось на бурой земле, как светлый камушек.
Когда все утки сгрудились в стаю, они сразу, как по сигналу, снялись с воды и, стремительно забирая вверх, с шумом промчались над головой сапсана.
Склонив голову набок, сапсан спокойно поглядел им вслед.
Это была его утиная стая.
Уже несколько дней он летит за ней, выхватывая из нее то одну, то другую птицу себе на обед. Он, как и утки, пробирается теперь на север, к себе на родину. Когда он сыт, он пропускает стаю вперед. Но лишь только голод напомнит ему, что желудок его пуст, сапсан быстро догоняет утиную стаю. Так никогда он не остается без пищи в пути.
И сейчас он спокойно смотрел вслед улетающей стае, стараясь запомнить направление ее полета.
Вдруг в глазах его блеснул хищный огонек. Он сразу весь вытянулся и насторожился. Среди уток он увидел казарку. Это была ценная дичь.
В эту минуту ничего не подозревавшая казарка нажила себе неумолимого, безжалостного преследователя, от которого не спасут ее ни быстрые крылья, ни крепкий клюв.
Настала теплая прозрачная ночь. Таял снег. В бледном небе чуть заметно мерцали редкие звезды. Внизу, в деревне, один за другим гасли мутные красные огоньки.
Было тихо кругом. Из темноты доносился только легкий звон неведомо куда бегущих ручейков.
Вот послышался в вышине приближающийся свист крыльев невидимой утиной стаи. Над самой деревней прозвучал с неба звонкий трубный гогот казарки.
Во дворе на окраине деревни всполошились домашние гуси. Громко захлопали крыльями и закричали пронзительно и тоскливо. В легком сумраке ночи им померещилась неясная тень пролетающей вдаль стаи.
Через некоторое время та же неуловимая тень скользнула над другой деревней, потом над третьей. И всюду трубный голос казарки будил и волновал деревенских гусей.
Давно забывшие волю домашние птицы в смутном порыве били крыльями по воздуху. Но отвыкшие от полета, ненужные им теперь крылья не поднимали гусей с земли, не могли помочь вырваться из неволи. И долго в ночной тишине не замолкал их крик, полный бессильного отчаяния.
А казарка, счастливая своей свободой, быстрыми, уверенными взмахами уносилась все дальше и дальше. Она неслась навстречу опасностям, может быть, даже смерти. Но впереди ждало ее море, Великий морской путь и на нем – шумные стаи подоблачных странников и встреча с покинутым другом.
* * *
К концу ночи утиная стая опустилась на залитое талой водой лесное болото.
Тут было темно и тихо. Ветер сюда не проникал. Гладкая черная вода блестела, отражая светлеющее небо. Тесным кругом обступили болото мрачные ели. Их широкие ветви шатром нависли над самой водой.