Город гибели - [52]

— Я ничего такого не подумаю, — отпарировал он. — Так же, как вы мне не скажете, что вчерашний телефонный звонок мне послышался во сне. И вы наверняка знаете, Дрейкотт, что это не был нормальный звонок. Я едва его слышал, хотя сидел возле аппарата. А когда я приложил ухо к трубке, то до меня дошел только шепот. Но вас я слышал весьма отчетливо. Так что я уверен, что что-то или скорее кто-то здесь был у телефона. Вы все время находились в помещении и, не видя никого, ощущали, однако, чье-то присутствие.

Дрейкотт кивнул.

— Я не трус, — сказал он, — и у меня нет привычки выдумывать. Но что-то должно было быть. Оно кружило вокруг телефона, хотя ветра не было, а ночь была совершенно спокойная и теплая. Впрочем, я на всякий случай закрыл окно. И все же это нечто крутилось по комнате около часа, а может, и больше. Оно перелистывало страницы в телефонной книжке, а когда оказалось около меня, то растрепало мне волосы. И вы знаете, доктор, от этого нечто веяло каким-то жутким холодом.

Доктор посмотрел ему прямо в лицо.

— А не подумали ли вы в тот момент о том, что случилось вчера утром? — внезапно осведомился он.

Охранник снова заколебался.

— Да, господин доктор, — ответил он в конце концов, — я подумал о казненном Чарлзе Линкворте.

Доктор успокаивающе кивнул.

— Вот именно, — сказал он. — Вы сегодня идете на дежурство?

— Да. Я бы много чего дал, чтобы не идти.

— Я прекрасно вас понимаю, сам пережил точно то же самое. Ну так вот, чем бы это ни было, оно явно жаждет что-то сообщить мне. Ага, вчера в тюрьме не было какого-либо беспокойства?

— Да, сэр, нескольких заключенных ночью мучили кошмары. Они кричали и стонали во сне, да при этом те, которые вообще спокойны. Это иногда случается в первую ночь после казни. Я уже видел подобные вещи, но никогда в такой степени, как вчера.

— Ах да! Так вот, если что-то незримое пожелает позвонить сегодня вечером, то сделайте все, чтобы облегчить ему это. По всей вероятности, оно появится примерно в то же самое время. Это вообще так бывает, хотя я не в состоянии объяснить вам почему. Так что если только это будет возможно, то выйдите на часок из помещения, в котором стоит телефон, где-то между половиной десятого и половиной одиннадцатого, чтобы дать ему как можно больше времени. Я буду сидеть дома и ждать звонка. Если оно позвонит, то я дам вам знать, чтобы быть уверенным, не был ли это гм… обычный звонок.

— Извините, сэр, а не случится со мной чего-нибудь плохого? — спросил охранник.

Доктор Тисдейл вспомнил ошеломление, которое он пережил утром, но ответил в полной уверенности:

— Уверяю вас, что вам не стоит ничего бояться.

В этот день доктор Тисдейл был приглашен на ужин, от которого он, однако, отговорился. И в половине десятого он в одиночестве сидел в своем кабинете.

Так как люди не знают до сих пор правил, которыми руководствуются расставшиеся с телом души, то доктор был не в состоянии объяснить охраннику, почему их явления происходят вообще циклично, с точностью, соответствующей времени на часах, но на основе графиков, касающихся нескольких десятков случаев объявления духов, а в особенности душ, нуждающихся в незамедлительной помощи — как, вероятнее всего, обстояло в данном случае, — ему удалось установить, что они всегда приходят в одно и то же время дня или ночи. А сверх того их способность становиться видимыми, слышимыми или ощущаемыми, как правило, усиливается через некоторое время после смерти, чтобы потом, по мере отдаления от земли, слабеть, и потому доктор надеялся, что в этот вечер впечатление будет более четкое. Скорее всего, в первые часы своего удаления из тела душа еще слишком слаба, словно свежевылезшая из куколки бабочка…

И тут внезапно зазвонил телефон, чуть громче, чем в предыдущий день, но все же не своим нормальным, повелительным звоном.

Доктор Тисдейл тотчас же встал и поднял трубку. Он услышал душераздирающее рыдание, спазматический плач, который, казалось, сотрясает плачущего.

Мгновение он стоял без слов, скованный каким-та неопределенным страхом, но глубоко взволнованный и готовый оказать помощь в меру своих возможностей.

— Да, да, — сказал он в конце концов, слыша, как дрожит его собственный голос. — Я доктор Тисдейл. Что могу для тебя сделать? Ты кто? — добавил он, хотя и ощущал ненужность этого вопроса.

Рыдания постепенно утихли, и вместо них раздался все еще перемешиваемый спазмами плача шепот.

— Я хочу признаться, сэр… хочу в чем-то признаться… я должен признаться.

— Хорошо, скажи мне, в чем ты хочешь признаться? — спросил доктор.

— Нет, не вам, а тому другому мистеру, который посещал меня. Не повторите ли вы, сэр, ему то, что я вам сказал?.. Я не могу ему ни показаться, ни обратиться к нему.

— Ты кто? — внезапно спросил Тисдейл.

— Я Чарлз Линкворт. Я думал, что вы знаете. Я ужасно несчастлив. Я не могу покинуть тюрьму, а тут так холодно. Вы позовете того другого, сэр?

— Ты имеешь в виду капеллана? — спросил доктор Тисдейл.

— Да, капеллана. Того, который читал молитву, когда меня вчера вели через двор. Мне будет легче, если я исповедаюсь.

Мгновение доктор колебался. Ему придется рассказать тюремному капеллану странную историю о телефонных разговорах с духом казненного вчера человека. Но все же со всем присутствием духа он верил в муку несчастного духа и в его потребность признания. Он не обязан его спрашивать, в чем тот хочет признаться.