Город, где стреляли дома - [51]

Ее бросили в сырой и холодный, как могила, подземный карцер. Она лежала на подстилке, на которой запеклись кровь и гной, и думала, что сейчас самое страшное не голод, не пытки… Сидеть взаперти в разгар битвы — вот самое трудное.

Валя страшно похудела. Лицо стало зеленовато-желтым. Глаза впали. Опять зашумело в голове. Ей казалось, что в мире ужаснее, чем этот могильный карцер, ничего нет. Палачи же готовили еще одно испытание.

В последних числах декабря ефрейторы Мартин Лемлер и Теодор Штейн приволокли Валю в большую комнату, связали запястья за спиной и за руки вздернули на крюк. Веревки глубоко впились в тело. Что-то хрустнуло, вывернулись плечевые суставы. Она впилась зубами в губы, только бы не закричать. Перед глазами заметались красные круги.

Страшной паузы не выдержал фон Крюгер, он подбежал к ней с кулаками и в бешенстве завизжал:

— Не назовешь явки, через двадцать минут твой язык отсохнет!..

Валя почувствовала, что теряет сознание, и обрадовалась этому.

Очнулась в подвале и скорчилась от ужасной боли. Как будто кто-то тупым ножом разрезал изнутри все тело. Это приливала кровь к омертвевшим рукам.

Применить еще раз дыбу фон Крюгер не решился. Он пустился на другое. При Вале стали пытать целую группу заключенных. Им переламывали кости, сдирали с ног кожу, полосовали плетьми… Ей поставили ультиматум: развяжешь язык — пытки будут прекращены.

На дыбу вздернули молоденького паренька, он нечеловеческим голосом кричал от боли и страха, с мольбой обращался к Вале.

— Скажите ж вы им… Спасите…

Собрав последние силы, Валя встала, держась за стену:

— Плюй на них, парень, плюй, легче будет!

И парень плюнул. Плюнул еще. Закричал:

— Все равно вас перебьют наши!.. Нате, бейте меня, а вас перебьют!

Валю тут же вытолкнули и отправили в подвал.

Даже враги стали уважать мужество партизанской разведчицы. Надзиратель — пожилой смуглый унтер — принес ей обед — вонючую бурду и, озираясь, положил рядом с миской плитку дешевого шоколада. Потом этот же самый немец боязливо шепнул:

— Сталинград… драйхундерттаузенде армее… — Немец описал в воздухе круг и удрученно сморщил гармошкой губы. — Капут. Паулюс капут.

Она поняла: Красная Армия окружила Сталинград. Близится возмездие. Словно и боль в изувеченных суставах стихла.

— Бринген мир папир, — попросила она надзирателя. — Их виль шрейбен… ди муттер.

Бумагу принести он отказался, показав жестом, что его могут повесить за это.

Под Новый год заключенные передали для Вали через того же надзирателя маленькую елочку, украшенную разноцветными тряпочками. Валя прижала ее к груди, почувствовала едва уловимый запах смолы. И тут слезы, горячие и крупные, потекли по щекам. Вспомнились землянки, они отсюда казались уютными… Перед глазами встали друзья: Михаил Ильич, Оля, Аверьянов, Мартынов, Оскретков, Фаня Репникова, Коля Горелов, Ларичев, Щекин. И как будто только сейчас она поняла, что никогда в жизни их не увидит. Это последняя елка в ее жизни.

— Елка, елка, зеленая иголка… — шептала Валя, глотая соленые слезы.

Окна-бойницы

Днем Жбаков ушел к друзьям и не вернулся, хотя уже наступил комендантский час. Александра Ивановна поминутно выходила на крыльцо и напряженно вглядывалась в мертвенно-бледные сумерки.

Дул холодный северный ветер. Он заволакивал горизонт пеплом пожарищ, над Десной вытягивались лиловые трассы пуль. Не умолкая, гудела канонада.

Александра Ивановна знала, что советские воины и партизаны с трех сторон подошли к Брянску. Но девятая армия гитлеровского генерала Моделя, как утопающий за соломинку, судорожно цеплялась за истерзанный город. Все холмы были прикрыты двумя-тремя рядами колючей проволоки, перед этими заграждениями тянулись минные поля. Крупнокалиберные пулеметы взяли на прицел каждый метр Десны.

Подпольщики передали командованию Брянского фронта схему вражеских укреплений и с нетерпением ждали решающего наступления Советской Армии.

Несмотря на многочисленные провалы, в городе еще действовали десятки патриотических групп и тысячная организация военнопленных.

…Послышались знакомые торопливые шаги. Александра Ивановна встрепенулась и чуть слышно пошептала:

— Павел, ты?

Жбаков подошел к жене.

— Не волнуйся, все в порядке. Оружие роздано.

Она увидела, что лицо мужа неестественно бледно.

— Случилось что? — Александра Ивановна встревоженно заглянула ему в глаза.

— Я же сказал — все в порядке. — Жбаков досадливо поморщился. — По дороге лейтенант из ортскомендатуры ко мне пристал. Пришлось его… — он брезгливо посмотрел на свои руки и попросил: — Дай, пожалуйста, мыло.

□ □ □

Город спал тревожно и чутко. Дома пустые и безмолвные. Казалось, сама жизнь бежала из них. Гитлеровцы подошли к длинному деревянному бараку на Петровской горе, вышибли дверь и растеклись по комнатам. Засветились огоньки карманных фонариков — они вспыхивали и гасли.

— Ни души! — фон Крюгер выругался. — Пошли дальше.

Долго рыскали по городу, но арестовали лишь нескольких рабочих. Оружия у них не нашли.

— Ночью все кошки серые, — доказывал Крюгер коменданту Штрумпфу, с которым вместе шел на операцию. — Разве определишь, кто удушил твоего лейтенанта?