Город, где стреляли дома - [23]

Подруга Вали Сафроновой Люба Лифанова. Эта смелая девушка выводила из города военнопленных, передавала в партизанский отряд разведывательные сведения.

Валя окинула взглядом галерку. Ни малейшего просвета. Кто-то машет ей рукой. О, да это же Михайловский знаком показывает, что рядом с ним есть место.

Валя с Любой поднялись к Михайловскому.

— Я с подругой, — Валя виновато опустила глаза.

Михайловский помялся:

— Что ж… садитесь вместе. Я где-нибудь пристроюсь.

Поднялся занавес, на сцену вышел Шифановский. Подобострастно кивая в сторону офицеров, он изливал слова благодарности устроителям нового порядка, обогащающим русскую культуру.

Раздались жидкие аплодисменты. Валя скосила взгляд на Михайловского, пристроившегося недалеко от подруг. Он в ответ широко улыбнулся.

— Этот хлюст глаз не сводит с тебя, — шепнула Люба. — Может, шпик?

— Не думаю… Но всякое может быть.

Концерт тянулся долго и нудно. Когда же погаснет свет? Маленькие листовки, отпечатанные на трофейной немецкой бумаге, аккуратными стопочками лежали под кофточкой.

«Красная Армия растоптала под Москвой гитлеровскую орду. Фашисты откатывают на запад. Близится час расплаты!..»

Каждое слово заучено наизусть, сейчас эти слова, как молния, рвались наружу, чтобы разить.

Валя понимала, что идет на большой риск. Но она не могла молчать о правде, которую ждут советские люди.

Почему не гаснет свет? Неужели ребята сплоховали? Ей стало жарко. Казалось, листки запылали под кофточкой.

— Выступают акробаты, — объявил ведущий.

Парни вышли бодро, работали они ловко. Марков, опершись о голову товарища, на одной руке сделал «ласточку». В это время свет погас. Зрители спокойно сидели на своих местах. Они привыкли, что электростанция часто капризничает. Лишь несколько пьяных голосов орали: «Свет, свет»… Топали ногами.

Валя швырнула к потолку пачку листовок. Они, как пушистый снег, посыпались на головы зрителям. Еще и еще летит пачка.

Люди в темноте почувствовали, что сверху падают какие-то бумажки. Лучи карманных фонарей разрезали темноту. Заскрипели стулья, кто-то пробежал по залу. Раздалось несколько выстрелов в потолок. Поднялась паника.

Валю и Любу притиснули к Михайловскому. Трясущимися руками он держал мерцающую слабым пламенем зажигалку и срывающимся голосом повторял:

— Какой позор, какой срам!

У Вали еще оставалось несколько листовок. Она сунула их в карман Михайловскому.

Зажегся свет. Марков как ни в чем не бывало, повторял «ласточку». Но тут на сцене появился Крюгер. Он злобно рявкнул:

— Представление, господа, окончено.

Михайловский полез в карман. Машинально вытащил горсть листовок. Лицо еще не успело выразить удивления, как его сзади схватили четыре руки.

— Вот он, мерзавец!

— Так это ты листовки бросаешь?..

— Что вы, господа… что вы!.. — обомлел насмерть перепуганный Михайловский.

…Людской поток вытолкнул Валю и Любу к фойе. Они быстро оделись и вышли на улицу. У дверей стоял продавшийся немцам Жуковский с протянутой рукой:

— Граждане, сдавайте листовки. Сдавайте листовки…

Его рука оставалась пустой.

Послышался стон. Девушки увидели двух немцев, волочивших председателя общества «Не за советскую власть и не против немцев».

Глава шестая

Война с невидимками

Раздвинув шторы, фон Крюгер с высоты третьего этажа глядел на город. Улицы казались тихими. Но капитан хорошо знал, что тишина эта обманчива. Вчера ночью русские дома начали стрелять из немецких автоматов. Пяти офицерам, возвращавшимся из ресторана, заказаны гробы.

Размышления фон Крюгера прервал осторожный стук в дверь.

— Прошу! — крикнул он.

В кабинет проскользнул начальник тайной полиции Жуковский. В руках — большая кожаная папка.

— Я принес отчеты о нашей работе. Обезврежены четыре подрывных группы.

Фон Крюгер неприязненно посмотрел на своего помощника. Он ненавидел этого скользкого, как угорь, человечка. Больше того, немного побаивался его. Пугало быстрое продвижение Жуковского по службе. Фон Крюгеру понадобились многие годы, чтобы дотянуться до чина капитана, хотя он считал, что ему давно пора носить брюки с лампасами. А кретин Жуковский, прослужив фюреру каких-то три месяца, уже представлен в обер-лейтенанты.

— Опять липа? — глаза Крюгера сверкали зло.

— Данные совершенно точные, — пытался убедить Жуковский. — Я разработал план уничтожения подполья. — Из папки выскользнуло несколько листов бумаги. Нужно создать фальшивый партизанский отряд и такие же подпольные группы. Люди для этого подготовлены.

— Сказочками тешитесь? — фон Крюгер тяжело дышал. — Где гарантия? А если завтра ваше фальшивое подполье подложит под нас нефальшивые мины?

Жуковский съежился.

— Я понимаю. Никто не может поручиться за подчиненных. Но иного пути проникновения в подполье нет. Население скрывает преступников.

— Есть другой путь! — закричал Крюгер, наступая на Жуковского. — Выслеживать, высматривать, вынюхивать. А не хлопать ушами. Где, я спрашиваю, эта девчонка Сафронова? Она разгуливает в нашем городе, как в своем доме.

— Она будет поймана, — уверяю вас, — Жуковский прижал руки к груди и подступил ближе к своему шефу. — Там, где ловится мелкая рыбешка, попадет в сети и щучка.