Горный цветок - [44]

— И вы, конечно, предпочли ковбою пение?

— Конечно. Спустя несколько лет после этого я как-то встретила его и не могла понять, что я вообще в нем когда-то нашла.

— Но потом вы наверстали упущенное со многими сотнями своих любовников.

— Моими кем? Ах да, мужчинами. Мужчинам действительно нравятся женщины талантливые.

— He говоря уже о женщинах с такой фигурой, как у вас.

Мэдди рассмеялась.

— Полагаю, это… делает меня еще более привлекательной. Оперные певицы обычно немного полноваты, но, не желая следовать этой моде, я постоянно за собой слежу. Однако я и подумать не могла, капитан, что вы обратите на это внимание.

— Последняя моя проверка показала, что я пока жив и все еще мужчина. То есть одно из тех созданий, которые стремятся превратить жизнь женщины в ад, не позволяя ей оставаться в старых девах.

Она рассмеялась.

— Значит, никакого чувства юмора, а?

— Абсолютно. Уверена, вы были совершенно серьезны. А теперь, когда я рассказала вам о себе, расскажите и вы что-нибудь.

— Например?

— Почему вы все это делаете? Почему заботитесь обо мне?

— Я получил приказ, вы разве забыли? Ваш дражайший генерал Йовингтон приказал мне вас сопровождать, так что я выполняю свою работу, только и всего.

— Неправда. Генерал Йовингтон приказал лейтенанту…

— Суррею.

— Да, лейтенанту Суррею сопровождать меня. Вы, капитан Монтгомери, здесь абсолютно ни при чем. Почему ваш командир выбрал вас?

— Вот уж этот человек, вне всякого сомнения, обладает чувством юмора. Он, очевидно, решил, что это будет просто отличной шуткой — послать меня нянчиться с оперной певицей.

— А сколько у вас колючек ниже пояса, капитан?

— Недостаточно, чтобы заставить меня разоблачиться перед леди.

— Как смешно. Особенно если учесть, что, пытаясь меня напугать, вы явились тогда ночью ко мне в палатку чуть ли не нагишом.

— Откуда мне было знать, что вас нисколько не пугает нападение «черноногих».

— А вот тут вы ошибаетесь. Я боюсь этих индейских ребят до смерти. А ну-ка быстро снимайте брюки и дайте мне взглянуть. Обещаю вам не упасть в обморок при виде вашего голого зада.

‘Ринг поднялся и с ухмылкой посмотрел на нее.

— Мне жаль вас разочаровывать, но под брюками у меня надеты кальсоны. И весьма кстати, должен заметить, иначе я бы давно уже умер от холода, гоняясь за вами все последние дни по этим горам.

Разувшись, он снял с себя брюки, под которыми были красные летние кальсоны, и повернулся к Мэдди спиной. Как она и ожидала, в ноги ему впились несколько длинных колючек.

Опустившись на колени, Мэдди начала осторожно их вытаскивать. Он стоял неподвижно, и прикосновения к его телу вдруг отозвались в ней с особой остротой. Ей вспомнились его слова, что она никого не подпускала к себе слишком близко. Это было правдой. Ей всегда казалось, что, позволив себе полюбить что-либо, кроме пения, она заплатит за это непомерно большую цену. Последние десять лет, уже выступая на сцене, она часто видела, как хорошие певицы жертвовали карьерой ради того, чтобы выйти замуж и иметь детей. Не желая делать подобного выбора, Мэдди всегда старалась держаться обособленно. Во многом ей помог импресарио, Джон Фэрли, благодаря заботам которого она была постоянно занята уроками, репетициями и выступлениями, почти не оставлявшими времени для какого бы то ни было общения. Все ее встречи устраивались Джоном, который знакомил Мэдди лишь с богатыми и влиятельными людьми, способными помочь ей в карьере.

Но сейчас, в этих горах, где она выросла, в этих диких и прекрасных местах, все гостиные Востока и Европы показались вдруг такими далекими и чужими. Она вспомнила, как хвасталась капитану Монтгомери, что у нее были сотни любовников, тогда как в действительности не было ни одного…

— Все, — сказала Мэдди наконец и затем, желая удостовериться, что колючек больше не осталось, провела рукой вверх и вниз по его ногам. Она никогда не прикасалась таким образом к мужчине, да и желания такого у нее тоже никогда не было, по крайней мере с тех пор, как шестнадцатилетней девчонкой она была влюблена в ковбоя. Тогда мадам Бранчини дала ясно понять, что Мэдди должна выбирать: или мужчины, или пение. Мэдди сделала свой выбор и никогда о том не жалела.

Но сейчас руки двигались помимо воли: она словно впала в транс, будучи не в силах остановиться. Он стоял совершенно неподвижно, в то время как ее руки скользили по его ногам, вниз от бедер к икрам и дальше, до пяток. Ей хотелось, чтобы на нем не было нижнего белья и она могла коснуться его кожи. Мэдди вдруг отчетливо припомнила ту ночь, когда капитан появился у нее в палатке в одной лишь набедренной повязке. Тогда она не обратила на его тело большого внимания, но сейчас ей неожиданно вспомнился цвет его кожи.

Все так же молча она поднялась, проведя при этом рукой вверх по его бедрам к обнаженной талии. Обеими ладонями коснулась гладкой теплой кожи на спине, провела пальцем по еле заметным белым шрамам и красным следам, оставшимся от колючек.

Она словно впервые увидела мужское тело, хотя и выросла среди мужчин, которые летом носили чаще всего лишь небольшие повязки на бедрах. Но в то время музыка значила для нее много больше, чем самый хорошо сложенный мужчина на свете.