Горное селение - [25]

— Ты мне голову не морочь! — закричал Чухар. — Бревно отдавай!

— Это ты мне голову морочишь. У меня обед стынет, а я с тобой разговаривать должен!..

Арчен поволокся к дому. В ушах звенело: «Бревно, бревно!» Казалось всё селение только о бревне и говорит. Хотя и на самом деле, о чём ещё говорить жителям? Кричат, ругаются, спорят. Размахивают руками. Хорошо, что до кулачной расправы между волшебниками дело обычно не доходит.

Добравшись к изломанному жилищу, Арчен упал на землю и зажал голову ладонями. Его трясло, забираться в таком состоянии под крышу, значило немедленно обрушить ветхое строение.

«Бревно, бревно…» — а может, это не кровь стучит в висках, а бьют молоты во всех усадьбах и в столице барониссимуса Вальдхальма. Прокалённые кузнецы с мрачным огнём в глазах мастерят воинство стальных големов. Старатели бьют шурфы в поисках хрусталя и раух-топазов. Эти камни пойдут не на украшения столичных модниц, а в глазницы железных уродов.

Вся страна поднялась, чтобы сокрушить селение, которое никак и никому не мешало.

Даже сломанные рёбра болели не так сильно. Арчен не выдержал, застонал сквозь зубы.

Чья-то рука осторожно коснулась плеча.

Арчен поднял голову. Рядом сидел на корточках Кудря.

— Не расстраивайся. Что ещё можно было ждать от наших сельчан…

— Люди они или нет? — простонал Арчен.

— Я много об этом думал, — произнёс Кудря так, что становилось понятно, что он и впрямь размышлял над этим простым вопросом, напрягая все силы человеческие и волшебные. — Так вот, люди это те, кто живёт в долине. Они могут быть добрыми и злыми, бедными и богатыми, щедрыми и жадными, печальными и весёлыми. Короче говоря — любыми. Но у них есть одно непременное свойство: они не могут обходиться друг без друга. Самый знатный барониссимус должен иметь слуг, которые принесут ему поесть, и рабочих, которые построят для него дворец. Каждый, из живущих внизу, что-то умеет, но никто не может всего нужного для жизни. Один выращивает арбузы, другой разводит коз, а это очень разные дела. Третий куёт страшных железных големов, и, наверное, эти уроды тоже зачем-то нужны, раз пастух и земледелец кормят не только кузнеца, который куёт лопату и нож, но и механика, который собирает голема.

— Ты-то откуда всё это знаешь? — не выдержал Арчен.

— Видишь ли, я умею слушать. Меня считают тупоумным, потому что я редко высказываюсь по незначащим вопросам, но я слышу, о чём говорят, а возможно, и думают, не только наши сельчане, но и люди живущие внизу. Я многого не понимаю и, действительно, очень медленно соображаю. Трудно понимать то, чего никогда не видел. Я не обижаюсь, когда меня дразнят тупоголовым, ведь это правда. Посмотрел бы я, как размышляли бы обидчики, если бы они слышали вполовину, сколько слышу я. Я всё время размышляю над услышанным и кое-что начинаю понимать. Я знаю, что по-мужски, а что не по человечески. Я понял, что внизу плохо и несчастливо живут люди, а тут людей нет. В селении собрались волшебники, а волшебнику никто не нужен. Еду, плохо ли, хорошо, он наколдует себе сам. Одежду получит в меру своего искусства, но тоже без чужой помощи. Если волшебник достаточно могуч, он может создать любую роскошь или налепить из грязи денег и купить что заблагорассудится в магической лавке. А ты знаешь, сколько сил тратят ткачихи, чтобы создать отрез пёрл-шифона?

— Его тоже делают руками?

— Всё, что изготавливают люди, они создают руками, тяжким трудом. А волшебнику всё даётся легко.

— Не всё и не так уж легко.

— Но легче, чем простым людям. Вспомни, как небрежно и без труда ты изучил кузнечное дело, на которое человек тратит всю жизнь. Из-за этой лёгкости мы перестали быть людьми. Нам ничего не надо, кроме разве что бревна. Погляди, ограда вокруг селения, там прорех больше, чем кольев. Скоро брюхогрызы начнут по ночам по селу ползать, но каждый надеется, что забор кто-то другой починит, ведь его не магией, а ручонками поправлять надо. Вот пусть другой работает, а я дома отсижусь, у меня стены крепкие. Это значит, что ничего дороже бревна в его жизни нет. Ты покусился на самое дорогое и ещё что-то хочешь.

— Что же, для них собственная шкура дешевле бревна?

— Знаешь, что наши селяне по этому поводу говорят? Мол, Арчен внизу был, всё знает, всему научился, он нас спасёт.

— Я пытался их спасать. Сам видишь, что вышло.

— Ты не пытался, а хотел, чтобы они сами себя спасали, а волшебники к такому не приучены. Лично себя можно и поспасать малость, а о родном селении пусть кто другой позаботится.

— Так ведь пропадут чохом.

— Они и так пропадут, вернее, мы все пропадём. Ты не обращал внимания, сколько в селении бездетных пар? Это же волшебники, захотят, будут у них дети, не захотят — не будут. А такие пары, чтобы у них двое детей было, на одной руке пальцев хватит пересчитать.

— Я о таком не думал, — растерянно произнёс Арчен. — Но ведь тогда селение скоро обезлюдит.

— Оно бы уже давно обезлюдело, но снизу ещё беженцы подходят, вроде как вы с мамой.

— Так что же делать? Я боюсь: месяц пройдёт, много — два, барониссимус снова пошлёт войска и на этот раз его будет не остановить.